— Подскажи, пожалуйста, где можно снять комнаты. На неделю или месяц… пока не знаю. За помощь дам вот это. — Протянула на ладони четверку медяков, оставленных в кармане плаща, — сумму, по меркам столицы небольшую, но здесь, видимо, довольно значительную.
Глаза мальчишки широко распахнулись, с явным восторгом разглядывая уже почти добычу, а детский голос заверещал:
— Моя тетушка сдает квартиру! — Мальчишка засеменил рядом, попытавшись выхватить ридикюль из моих рук. Но, поняв, что вещи понесу сама, довольно заскакал по каменной дорожке: — Здесь недалеко: можно пешком, а можно и коляской. Коляской будет пара медяков…
Позволила мальчугану остановить грязный экипаж с хилой, заезженной лошадью и, забравшись внутрь вслед за прошмыгнувшим туда мальчуганом, попросила:
— Только чтобы чистая.
— Так это… тетушка — женщина опрятная, она не станет селить барышню где попало.
Получив на ладошку половину обещанного жалованья, мальчонка и вовсе просветлел. Стал рассказывать о важных для их городка новостях, до которых мне не было ровным счетом никакого дела. Запросился:
— Если барышня заплатит медяк в день, я смогу приносить газеты. Сопровождать в плательные лавки. — Он бросил внимательный взгляд на мой скудный багаж, понимающе кивнув своим мыслям. — Лавки у нас, конечно, не чета столичным. И ткани в них дрянные — так говорит моя родственница, но что-то подобрать можно. Модистка, правда, приличная, одна на весь город, только очередь мы подвинем — она старая знакомая нашей семьи. Договорились?
С благодарностью кивнув своему помощнику, заметила, что коляска спустя всего два-три поворота остановилась у небольшого двухэтажного домика. Расплатившись с возницей, позволила мальчишке увести себя внутрь:
— Квартирка небольшая, — он как будто не верил, что остаток жалованья попадет ему в ладошку, — но уютная. С едою, что тоже хорошо. Барышня будет довольна…
Квартирка и вправду оказалась хорошей. С одной лишь крошечной спальней, кровать которой укрыта грубым вылинявшим пледом с едва угадывавшимся от времени цветом. С горкой подушек разных размеров у изголовья.
Столь же скромная гостиная невелика — едва ли больше ванной комнаты в особняке господина Левшина, а главным украшением в ней — невысокий круглый стол с парой стульев. Но столешница покрыта чистой, хотя и старой скатертью, удерживаемой по центру незамысловатой вазой из простого прозрачного стекла.
— Цветы стану приносить каждый день. Полевые, — неловко извинился мальчишка. — Здесь недалеко — целое поле бубенчиков. Они у нас растут буйными, красивыми. С темно-синим колокольчиком и прочным стеблем — такие и в дом графу поставить не стыдно… — Малыш осекся, поняв, что сболтнул глупость. — Барышня согласна? Только листов нужно беречься — режутся.
Я ободряюще улыбнулась своему помощнику, узнав, что его зовут Славкой. И тут же отдала оставшуюся часть жалованья. Попросила передать тетке, чтобы ужин сегодня не подавала.
Наскоро умылась теплой водой из медного кувшина, заботливо оставленного хозяйкой дома, и укрылась с головой тяжелым, пахнущим свежестью одеялом. Кровать подо мной глухо скрипнула, после чего звуки крошечного городка на западе Староросской империи перестали существовать.
Вернувшись в опустевший родовой особняк на Парковой, Николай плеснул себе старого бренди в граненый бокал из дорогого хрусталя. Залпом выпил, снова наполнив бокал до краев, — и поступил с ним так же, как и с предыдущим. Впрочем, последующие два-три — счет давался ему уже с особым трудом — постигла та же участь.
Ненадолго заглушив навязчивый голос, все время звучавший в голове, огненный маг остановился у горячей решетки высокого камина. Пламя едва догорело, и железо местами еще не остыло. Только Николая это пугало мало. Обожжется?
Он рассмеялся, подумав о физической боли как о мимолетной неприятности. Ему, лучшему боевому магу империи, способному укротить само пламя, теперь была знакома иная боль. И вот ее уже не вывести ни лекарствами, ни стараниями Поляковых.
— Коля? — Кажется, он так напился, что не расслышал шипения императорского портала, открывшегося всего в паре шагов. — Что с тобой? Это правда, что малышка…
— Уехала, — закончил за друга огненный маг. — Я отослал ее далеко. Туда, куда не дотянутся руки ни одного мерзавца из высоких родов.
Цесаревич показательно замолчал, окидывая фигуру друга с явным неодобрением:
— До чего же ты довел себя? Только посмотри! Я мог бы заявиться сюда со всем зверинцем, еще не казненным из-за бунта и ожидающим своей участи в подземелье министерства. И все равно ты бы остался глух к вторжению извне. Где защита дома?
— Защита? — Николай растерянно обернулся к другу. — Зачем? Моей маркизы здесь больше нет, на дом теперь незачем нападать…
— Твою мать! — с чувством ругнулся наследник императора. — Что ты несешь?! Встань прямо, когда с тобой говорит цесаревич!