Дочь алхимика

Наверное, тьма умела творить миражи, в которых яростно звучал грохот сапог боевых магов — все тех же, которых молодой император только что попросил уйти. А еще… в этих миражах пылали магические сферы. Огненные и водные, мертвенно-зеленые — но эти с каждым разом все более блекли.

И уж явно тьма могла кричать десятками голосов.

Только один голос и один мираж удался ей все-таки лучше прочих: среди других звуков и действа, среди сражения я по-прежнему ощущала рядом с собой своего мужа. Пусть бывшего. И пусть ненастоящего, подаренного миражом. Однако его голос звучал по-прежнему мягко, словно баюкая, шепча у самого уха:

— Ничего не бойся, слышишь? Ничего не бойся, потому что… я люблю тебя.

Лучшего повода перестать бояться не могла бы предложить даже самая восхитительная реальность…

…Веки упорно не желали раскрываться, но знакомый и такой родной голос раз за разом звал по имени, заставляя вернуться:

— Ольга! Ты должна открыть глаза, слышишь?

Я ощущала присутствие мужа и на сей раз от души хотела подчиниться ему, но сил хватило лишь на то, чтобы спросить:

— Где Славка?

Совсем рядом, у самого лица, прозвучал тихий смех. Грустный, совсем не такой, каким обычно смеются люди, когда им весело. Только я была так рада ему, что заставила себя улыбнуться в ответ. Пусть даже и уголками губ, истратив на это последние силы.

— А ведь ты снова заботишься о других… — Упрек Николая прозвучал мягко, покрыв щеку таким же невесомым прикосновением. — С ним все в порядке. Обещаю рассказать подробнее, если постараешься открыть глаза.

Настойчивый. И все-таки он точно знал, какие слова произнести, чтобы заставить меня подчиниться.

Покорно взглянула на огненного мага, болезненно щурясь даже от скудного огонька свечи, оставленной у изголовья кровати. Его настороженное лицо замерло всего на расстоянии ладони, а во взгляде замерло крайнее беспокойство.

— Малыш жив и здоров, — исполнил обещание он. — Правда, пришлось ему очистить память при помощи Поляковых, но ты не волнуйся, все прошло безболезненно.

Он провел ладонью по моим волосам, заставив задуматься о том, как я выгляжу после схватки с некромантом. Видимо, жалко, потому как взгляд бывшего мужа исполнился сочувствия и нежности, а нежность в наших отношениях присутствовала крайне редко и каждый раз имела под собой особые причины.

— Он сейчас дома. С увесистой сумкой золота, которую его тетушка охотно приняла взамен молчания о том, что ее постоялица, Вера Матвеевна Калинина, сбежала из дома ради безответной любви.

Маркиз снова глухо рассмеялся, позволив себе заметить:

— Мальчонка, кстати, оказался весьма толковым парнем. И мы с цесаревичем подписали с его тетушкой договор о том, что она отпустит его на учебу в Петергоф, когда придет время. По счетам нужно платить, а этот крошечный смельчак выручил мою супругу, когда меня не было рядом.

Николай помог мне устроиться на высоких подушках, заботливо приподняв их в почти вертикальное положение. И только сейчас мне удалось разглядеть, что я нахожусь не в госпитале, как прежде, а в спальне родового особняка Левшина: прямо напротив меня на высоком камине стоял памятный дагеротип, подаренный маркизу дедом в день нашей свадьбы.

Чувство горечи затопило душу, и я с надеждой спросила:

— Похороны?

— Состоялись, — извиняющимся голосом пояснил огненный маг. — Ты пробыла без сознания почти неделю, я не мог ждать так долго. Вынужден также с разочарованием сообщить, что на первый петергофский бал ты тоже не успела. Будет много других…

Николай пытался успокоить меня, но упоминание о петергофском бале возродило в памяти другое. Вспомнился злосчастный высокородный договор о браке, в спешке подписанный дедом. И поскольку я находилась на территории Староросской империи, не исполнить его казалось совершенно невозможным. Если только сам маркиз пожелал бы отказаться…

Похоже, по напряженному выражению лица огненный маг догадался о тревожащих меня мыслях. Ровнее уселся на краю кровати, оставив мне чуть больше свободного пространства, и, заключив мои ладони в свои, с сожалением произнес:

— Снова ледяные. Тебе холодно?

Отрицательно покачала головой. От волнения не могла чувствовать ни холод, ни жару. В настоящий момент все мои мысли были заняты другим, и спасибо маркизу за проявленное великодушие — он тут же пояснил:

— Высокородный договор вошел в силу, но обстоятельства… Свадьба так и не состоялась, ввиду чего ты можешь обжаловать бумаги в суде. Я сделаю все, как захочешь… приму любое твое решение.

Он остановился на мгновение, следя за выражением моего лица, — как будто не отваживался даже подумать о согласии. Пришлось собрать еще кроху сил, чтобы ободряюще улыбнуться.

Черты маркиза разом просветлели, и уже более твердым голосом он попросил: