Немецкие пулеметы открыли ответный огонь, и Корри понадеялась, не спасает ли их случайно голландская армия. Пули продолжали попадать в поезд, и она потянулась к руке Бетси. Через несколько минут стрельба прекратилась, и поезд простоял неподвижно в течение часа, прежде чем снова тронуться в путь. Корри услышала, как в впередистоящем вагоне кто-то запел: «Прощайте, любимые Нидерланды, дорогое отечество, прощай».
Затем ее осенило – никто из ее семьи не знал, куда их с Бетси отправили. Она нашла маленький листок бумаги и написала на нем свои имена, добавив, что их везут в Германию. Она попросила нашедшего переслать записку Нолли, а затем просунула ее через щель в стене товарного вагона. Возможно, найдется добрый человек, который перешлет для них весточку.
Через некоторое время она снова задремала и проснулась на рассвете, когда кто-то объявил, что они проезжают через Эммерих, город на западном берегу Рейна.
Они въехали в Германию и были уже совсем недалеко от места назначения. На другой день женщины начали просить воды. На следующей остановке солдат передал им ведро, но заключенные, стоявшие ближе всех к двери, выпили всю воду, остальным не хватило. Вечером и на следующее утро охранники передали в товарный вагон еще воды, но каждый раз женщины, стоявшие у дверей, выпивали все. Шел третий день, а Корри и Бетси не получили ни капли. От жажды они начали бредить.
В следующий раз, когда поезд остановился, вода наконец добралась до конца, и Бетси поднесла кружку к губам Корри. Она пила жадно, глоток за глотком, а потом решила, что лучше приберечь немного на вечер. Мгновение спустя она снова начала бредить, ей казалось, что она в больнице.
«Сестра, пожалуйста, дайте мне немного воды», – шептала она.
Корри забылась и проснулась только утром четвертого дня. Поезд остановился в городке под названием Фюрстенберг, примерно в сорока милях к северу от Берлина. После значительной задержки дверь товарного вагона открылась, и заключенным было приказано выйти. Одна за другой женщины, спотыкаясь, ползли к выходу. Свежий воздух, солнечный свет, жизнерадостная зелень, открывшиеся перед ними, подняли им настроение. Спустившись с поезда, Корри увидела красивое голубое озеро, а на дальнем его берегу, среди платанов, маленькую церковь и аббатство.
После того, как все высадились, охранники крикнули им, чтобы они построились в шеренги по пять человек. Корри посмотрела на дюжину или около того солдат, охранявших тысячу женщин: большинству из них было немногим больше пятнадцати лет. Узницы находились в плачевном состоянии, ослабевшие, обезвоженные, так что сопротивляться не имело смысла. Женщины начали двигаться колонной, и когда дошли до озера, им выдали ведра, чтобы они смогли напиться озерной воды.
Корри вдоволь напилась и рухнула на сочную траву. Пока она любовалась на великолепное озеро и поля за ним, на ум пришло начало Псалма 22: «Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим».
Текст псалма был подходящим, поскольку Корри и Бетси предстояло пройти через долину смерти: Равенсбрюк. Самое страшное слово для женщин во всей Европе. Концентрационный лагерь для женщин-заключенных был печально известен жестокостью, безжалостностью тюремщиков и непрекращающимися казнями.
Через некоторое время мальчики-солдаты созвали женщин обратно в строй, и они снова пошли вперед. Около полутора километров они кружили вокруг озера, а затем начали подниматься на холм. Строй миновал несколько деревенских жителей, в основном семьи, и Корри обрадовалась виду маленьких детей, широко раскрытыми глазами разглядывающих их жалкое шествие. Взрослые, однако, – очевидно, им запретили разговаривать с заключенными, – старались смотреть в другую сторону.
Корри и Бетси поддерживали друг друга, карабкаясь на холм, и когда достигли вершины, увидели обескураживающее зрелище. Среди живописных окрестностей стояли бесконечные ряды серых бараков, окруженные высокой бетонной стеной со сторожевыми вышками. Ближе к краю из дымовой трубы поднимался сероватый дымок.
«Равенсбрюк», – донеслось с передней линии.
По группе разнеслась весть: они прибыли в ад.
Дошедших до лагеря женщин встречали распахнутые массивные железные ворота; они двинулись между рядами охранников СС. Миновав ворота, какая-то голландка начала петь:
За процессией наблюдал не кто иной, как Фриц Сюрен, комендант лагеря. На первый взгляд он выглядел слишком молодым для такой должности – едва за тридцать – детское личико Сюрена и ясные голубые глаза никак не соответствовали степени его профессионального садизма.