Дочь часовщика. Как видеть свет в кромешной тьме

Казалось, она принадлежала к другому разряду существ. И чему именно учила Бетси? Что Корри была так же виновна в произошедшем, как и Ян Фогель? «Разве мы с ним не встанем вместе перед всевидящим Богом, обвиненные в одном и том же грехе убийства? – думала она. – Ибо я убила его своим сердцем и своим языком».

Осудив сама себя, она молилась, говоря Богу, что простила Яна Фогеля, и прося, чтобы и ее простили. «Я причинила ему большой вред, – продолжала она. – Благослови сейчас его и всю его семью».

В ту ночь она впервые за неделю спокойно выспалась.

Тем временем жизнь в концентрационном лагере продолжалась. Подъем – пять утра, перекличка – шесть утра. Если кто-то из заключенных не успевал вовремя отметиться накануне вечером или совершил какое-либо другое незначительное нарушение, весь барак поднимался с постели для переклички в три тридцать или четыре утра и часто часами стоял под дождем. В половине шестого завтрак состоял из черного хлеба и эрзац-кофе. После переклички, в шесть тридцать, они отправлялись на фабрику Филипс. По возвращении в свой барак, для выхода на улицу требовалось «разрешение на прогулку».

Еще внутри барака была уборная. В ней было десять туалетов, три из которых обычно не работали. «В лагере, – писала Корри в дневнике, – уборная – это место, где мы проводим наши самые интересные политические дискуссии, где мы встречаемся с приятелями, мы обмениваемся запрещенными новостями… В уборной рядом друг с другом сидят коммунисты, преступники, Свидетели Иеговы, реформированные христиане, либералы и проститутки».

При появлении охранников на фабрике, в бараке или уборной, раздавались кодовые слова «кучевые облака» или «нечем дышать», чтобы каждый успел притвориться занятым или спрятать запрещенные к хранению вещи.

Самым обескураживающим было суровое лагерное правосудие. «Человек, передавший новость или записку, – написала она в дневнике 19 августа, – будет расстрелян».

Немногим позже Корри и Бетси наблюдали первые признаки продвижения союзников к победе. В течение нескольких дней в лагере ходил слух, что отряд принцессы Ирен – подразделение голландских войск, бежавших в Англию до капитуляции Голландии, – приближается к Вугту. Вскоре после этого однажды ночью они проснулись от грохота тысяч самолетов над головой. Мгновение спустя бомбы взорвались совсем рядом с лагерем, очевидно, союзники нацелились на близлежащие мосты. Взрывы были настолько сильными, что заключенные сидели с открытыми ртами, чтобы защитить барабанные перепонки.

Затем, 23 августа, битва за небо развернулась прямо над лагерем. В обеденное время над головой пролетели сотни самолетов, к которым присоединился треск пулеметной очереди: на малой высоте разгорелся воздушный бой. Преисполненные надежды заключенные наблюдали за происходящим. Корри легла на землю, чтобы ничего не пропустить, и когда пули и осколки снарядов подняли вокруг нее пыль, она переместилась под прикрытие барака, но осталась снаружи, чтобы продолжить наблюдение. Другим повезло меньше: пять раненых женщин пришлось госпитализировать. Действительно, союзники наступали. 25 августа генерал Дитрих фон Хольтиц, пруссак, военный наместник в Париже, не подчинился Гитлеру и отказался разрушить город перед отступлением. Вместо этого он сдался и без битвы передал город силам Свободной Франции. За это его прозвали «Спасителем Парижа».

Но победы союзников имели печальные последствия для заключенных в концентрационных лагерях. Генрих Гиммлер, который руководил всеми лагерями, отдал приказ о массовых казнях – сначала приказали уничтожить больных и пожилых заключенных, затем здоровых – чтобы облегчить путь отступающим немцам.

Вугт тоже не пощадили. Утром 3 сентября, когда Корри работала на фабрике, заключенным приказали вернуться в свои бараки. Когда они вернулись в 35-й барак, Бетси поджидала сестру снаружи.

«Корри! Что происходит, ты знаешь? Мы свободны?»

«Нет. Еще нет. Я не знаю. Знаешь ли, Бетси, что-то мне совсем не по себе!»

Как раз в этот момент в соседнем мужском лагере загремел громкоговоритель. Как ни странно, мужчинам было приказано явиться на перекличку, а женщинам – нет. Заключенных начали вызывать из строя одного за другим. Женщины вокруг Корри – у многих из которых в мужском лагере находились мужья или родственники – вскакивали при звуке каждого имени.

Женщины забирались на скамейки или оконные рамы, чтобы посмотреть, что происходит.

«Я вижу своего мужа, – сказала одна из них с пепельно-серым лицом. – Как думаете, в последний раз?»

Прошло несколько мгновений, другая женщина комментировала происходящее: «Теперь мужчин вызывают вперед из разных групп, теперь они маршируют из ворот. Их, безусловно, перевозятся в Германию».

Мужчин было так много, что женщины слышали шарканье их шагов; через несколько минут все стихло.