Дочь часовщика. Как видеть свет в кромешной тьме

Королева Вильгельмина при этом не теряла уверенности. «Те, кто провел нас через темную долину тревог и угнетения, – обратилась она к народу, – к свободе и пространству, в которых мы снова можем быть самими собой, те способны превратить в реальность самые смелые мечты о будущем. Мы смогли сохранить уверенность в том, что очень скоро, после освобождения мы станем еще более прекрасной нацией, и это не выдача желаемого за действительное. Мы руководствуемся не тем, что мы хотели бы считать правдой, а убедительным примером Божьего промысла, определившего судьбы отдельных людей и всей нации».

* * *

У Корри началась новая жизнь. Она переехала в дом госпожи де Хаан в Блумендале, и вскоре к ней присоединилось великое множество других выживших.

«Поскольку я жила так близко к смерти, – вспоминала Корри, – изо дня в день смотрела ей в лицо, я часто чувствовала себя чужой среди своих же соплеменников, многие из которых считали деньги, репутацию и успех самыми важными в жизни показателями. Однако на такие вещи начинаешь смотреть с другой точки зрения, постояв перед крематорием и ощутив на собственной шкуре, что тоже можешь оказаться там в любой день».

Снова и снова на ум ей приходили слова старой немецкой поговорки:

«Что я потратил, то у меня было; что я сэкономил, то я потерял; а что я отдал, то у меня и есть».

Она видела в этой многослойной мысли краткое изложение пережитого ею в лагере и девиз своего нового служения. Она, как и многие те, кто приходил к ней за помощью, сама нуждалась в исцелении. Спустя полгода после возвращения из Равенсбрюка Корри решила закрепить в себе способность прощать своим врагам. Всем врагам. Она уже простила своих мучителей немцев, но оставался тот, с кем было труднее всего примириться: голландец, выдавший их гестапо – Ян Фогель – «господин шестьсот гульденов».

19 июня 1945 года она написала ему:

Господин Фогель,

До меня дошла информация, что, скорее всего, именно Вы предали меня, выдав меня и мою семью гестапо. Я выжила после 10 месяцев концентрационного лагеря. Мой отец умер на 9-й день тюремного заключения. Моя сестра тоже умерла в лагере.

Зло, которое Вы спланировали, Бог обратил для меня во благо. Я стала ближе к Нему. Вас же ждет суровое наказание. Я все это время молюсь за Вас, чтобы Господь принял Вас, если Вы покаетесь….

Я все Вам простила. Бог также простит Вам все, если Вы попросите Его. Если Вам непросто молиться, просите Бога передать Вам частицу Своего Духа, который вернет веру вашему сердцу. .

Я надеюсь, что путь, по которому Вы сейчас пойдете, может послужить Вашему спасению в вечности.

Корри тен Бум

К концу июня Блумендальский дом принял более ста жильцов, изувеченных, покрытых шрамами. Некоторые из них побывали в концентрационных лагерях, другие годами прятались на чердаках и в чуланах, а третьи потеряли всю свою семью во время бомбежек.

В этом убежище каждый гость узнал, что помимо них пострадало бесчисленное множество других людей. Все они нуждались в исцелении. «У каждого была своя обида, которую нужно было простить, – вспоминала Корри, – донесший в гестапо сосед, жестокий охранник, солдат-садист. Как ни странно, людям было труднее всего простить не немцев или японцев, а своих же соотечественников-голландцев, которые перешли на сторону врага».

Эти бывшие коллаборационисты теперь превратились в изгоев. По всей Голландии им брили головы и выставляли напоказ на улицах. Большинство из них изгнали из своих же домов и квартир, они не могли найти работу. Над ними публично смеялись. Корри верила, что эти заблудшие души тоже нуждаются в исцелении, поэтому она попыталась впустить некоторых в дом Блумендал, но гнев, кипевший в тех, кто пострадал, приводил только к спорам и дракам. Корри сменила тактику и организовала приют для предателей в Бейе. Дом, который когда-то был центром подпольного Сопротивления, теперь служил тем самым людям, которые их предали.