Дочь часовщика. Как видеть свет в кромешной тьме

Корри пробыла у них две недели – отчасти для того, чтобы снова привыкнуть к нормальной жизни, но в основном для того, чтобы приятно провести время с братом и его семьей. Она видела, что Виллему приходилось тяжело: он ходил с тростью и прихрамывал, по сути, он медленно умирал. В тюрьме он заразился туберкулезом, и последствия болезни недвусмысленно проступали на его истощенном теле.

Сначала отец, потом Бетси, возможно, Кик, а вскоре и Виллем – неумолимо тикали часы потерь. Брат не обращал внимания на свои недуги. В доме престарелых, которым он заведывал, содержалось пятьдесят постояльцев, и Виллем упоенно утешал их всех и заботился о заведении.

Через несколько дней Корри заметила кое-что еще. Никогда еще у Виллема не работало столько молодых женщин: одни помогали по хозяйству дома, другие ассистировали медсестрам, третьи трудились на кухне, четвертые – в качестве секретарей. Выяснилось, что это были вовсе не девушки, а переодевшиеся молодые люди, пытавшиеся избежать немецких лагерей. Даже в условиях ограниченных возможностей Виллем продолжал помогать Сопротивлению.

Корри очень соскучилась по Нолли, мечтала попасть в любимый Бейе, и, наконец, Виллем отправил ее домой. Такая поездка тоже считалась нелегальной, но он нашел шофера, который согласился проехать 50 км от Харлема, чтобы забрать ее. Немецкие власти разрешали Виллему использовать корпоративную машину дома престарелых только в пределах города, поэтому они договорились встретиться с водителем в секретном месте в Хилверсуме.

Подъехав, Корри увидела длинный черный лимузин, ожидающий в снегу у дороги. На нем были государственные номера, а задние окна закрывали занавески. Она поцеловала Виллема на прощание и проскользнула в незнакомую машину.

«Герман!»

«Моя дорогая Корнелия, – ответил Пиквик, – Бог управил нам снова встретиться!»

В последний раз Корри видела его в автобусе, направлявшемся в Гаагу, избитого и истекающего кровью. Теперь он выглядел нормально, как будто с ним ничего не случилось, если не считать недостающих зубов.

Как всегда, Пиквик владел свежайшими новостями. По его словам, подполье активно функционировало, многим молодым людям приходится скрываться. Корри спросила о судьбе евреев, которых она оставила в Келье ангелов, и Пиквик подтвердил, что они все были в безопасности, за исключением Мэри ван Италли, которую арестовали и отправили в Польшу.

Лимузин проехал по мосту Спаарн, ведущему в центр Харлема, и Корри поразилась видом грота у церкви Святого Баво[66]. Над величественной готической церковью, построенной между 1245 и 1520 годами, возвышался 75-метровый шпиль, здесь размещался знаменитый орган Кристиана Мюллера[67]. В момент своего создания, в 1738 году, он был самым большим органом в мире. Инструмент занимал всю западную стену церкви, возвышаясь почти на сто футов, и был украшен двадцатью пятью статуями, вырезанными Яном ван Логтереном, амстердамским скульптором. На вершине здания сидят два позолоченных льва, в лапах которых – герб Харлема.

Услышав об этом органе, в 1740 и 1750 годах специально чтобы поиграть на нем приезжал Георг Фридрих Гендель. Шестнадцать лет спустя, в 1766 году, у его педалей стоял десятилетний вундеркинд, Вольфганг Амадей Моцарт.

Поскольку церковь находилась так близко к ее дому, Корри считала ее такой же родной, как и свой часовой магазин тен Бумов. Бейе ждал ее. Когда лимузин свернул на Бартельйорисстраат, Пиквик предупредил ее, что дом не совсем тот, что прежде. По его словам, после снятия полицейской охраны власти разместили там несколько бездомных семей. Он полагал, что сейчас там пусто. Один из их верных соратников, господин Тоос, вновь открыл свой магазин в соседнем здании.

Едва Корри добралась до боковой двери, как упала в объятия Нолли: сестра пришла рано утром со своими девочками, чтобы прибраться в доме к приезду Корри. Они осмотрели весь дом, и Корри заметила, что пропали несколько вещей: четыре восточных ковра, пишущая машинка, несколько книг и все часы, которые были оставлены для ремонта. Однако три самых любимых предмета – пианино Корри, портрет отца и его любимое кресло – остались.

На кухне они вспоминали, как филигранно Бетси расставляла чашки, а в гостиной, как Марта ругала Йоси за то, что он везде оставлял свою трубку. Войдя в комнату Опы, Корри в слезах упала на его кровать. Теперь ей придется одной жить в доме, который, сколько она помнила, был наполнен весельем, родственниками, друзьями и гостями.

На следующий день Корри отправилась в Гроте Керк, старинную церковь, которая навеяла на нее светлые воспоминания о детских играх в величественном соборе. Каждая древняя дверь, винтовая лестница или потайной шкаф представляли собой приключение и подходящее место для игры в прятки. Она вспоминала, как много раз ее дядя Арнольд ходил туда всей семьей послушать гигантский орган Мюллера.