Дочь часовщика. Как видеть свет в кромешной тьме

Через несколько минут началось богослужение, и пожилой священник повел их петь гимны. Мысленно Корри всегда продолжала проигрывать эти мелодии в грязном, кишащем вшами бараке номер 28. Когда служба закончилась, медсестра вернулась.

«Итак, чем вам можно помочь?»

Корри пожала плечами. Больше года ей не разрешали принимать решения, только выполнять приказы. «Я не знаю, сестра».

«Тогда на мое усмотрение». Женщина позвонила в колокольчик, вошла молодая нянечка.

«Сестра, – сказала первая, – отведите эту даму в столовую для медсестер и накормите ее теплым ужином».

Девушка взяла Корри за руку и повела ее по коридору.

«Куда вы едете? Где ваш дом?»

«Я еду в Харлем».

«О, Харлем! А вы не знаете случайно Корри тен Бум?»

Корри пристальнее вгляделась в девушку, и, наконец, узнала ее. Перед ней стояла одна из лидеров YWCA, с которым она сотрудничала до войны.

«Вы – Труус Бенеш!»

«Ну да, это мое имя. Но я вас не узнаю»!

«А я Корри тен Бум».

Труус остановилась и вгляделась в лицо Корри. «Не может быть! Я очень хорошо знаю Корри тен Бум. Я несколько раз была с ней в лагере для девочек. Она намного моложе вас».

Вот и еще одно свидетельство того, что Корри пережила в Равенсбрюке. Она постарела и исхудала буквально до неузнаваемости. На мгновение Корри представила себе, что видела перед собой та девочка: болезненную женщину с ввалившимися глазами, седыми остатками волос и худым, бледным лицом.

«Ей-Богу, я и есть Корри тен Бум».

Труус снова вгляделась в нее и потянулась к руке Корри. «Да… да… это вы. Теперь я вижу!»

Они пошли в столовую, и Труус начала выносить тарелку за тарелкой с мясом и подливкой, картофелем, брюссельской капустой, яблоком и пудингом со смородиновым соком. С каждым укусом Корри чувствовала, как ее тело исцеляется и наполняется энергией.

За соседним столиком другая медсестра прошептала своей спутнице: «Я никогда не видела, чтобы кто-то так жадно ел».

После ужина Труус проводила Корри по коридору в большую комнату, где та смогла принять горячую ванну. Из сверкающей белой ванны поднимался пар, и Корри погрузилась по подбородок, чистая теплая вода успокаивала ее обожженную, покрытую струпьями кожу.

Труус вернулась и постучала в дверь. «Позвольте еще хотя бы пять минут!» – взмолилась Корри.

Труус оставила ее в покое: каждый раз, когда она возвращалась, Корри просила еще пять минут. В конце концов, ей предстояло смыть с себя десять месяцев жизни в грязи, а когда у нее в следующий раз появится возможность насладиться этой роскошью, было неясно. Наконец Корри сдалась и вышла, Труус протянула ей ночную рубашку. Они прошли по коридору в уютную спальню, отведенную медсестре, которая на тот момент была в отпуске.

Корри остановилась у входа. Цвет. Все, что она видела почти год, было серым, а в этой комнате царила гармония ярких сочных оттенков. Она взглянула на кровать, толстые шерстяные одеяла были откинуты, открывая хрустящие белые простыни. Она в наслаждении провела руками по мягкому хлопку взад и вперед. Труус предложила ей располагаться на кровати, подложила под ее ноги подушку и оставила ее отдыхать.

Оглядывая комнату, Корри продолжала впитывать воздух свободы и наслаждаться своим новообретенным убежищем. Напротив кровати была полка, заполненная всевозможными книгами, и снаружи она могла слышать знакомые звуки Голландии: гудки лодки на каналах, детей, играющих и перекликающихся друг с другом на улице, и, вдалеке, хор, поющий под звуки карильона.

Она вернулась домой.

Глава 25 Дежавю

Ближе к вечеру следующего дня зашла медсестра и отвела Корри в другую комнату, где ей предстояло пробыть несколько дней. Где-то поблизости по радио играла композиция Баха, первая музыка, которую Корри услышала за последние десять месяцев.

Это произвело на нее такое впечатление, что она опустилась на пол и зарыдала. Бог действительно вернул ее к жизни. Она была пленницей, а Господь выкупил ее и освободил. Она чувствовала, что во всем этом предусмотрен скрытый смысл, определенная цель, и с этого момента воскрешения – как у обращенного Савла из Тарса – у нее будет новая миссия. Равенсбрюк стал ее дорогой в Дамаск.

Итак, сначала она должна уведомить Виллема и Нолли о своем освобождении, а затем добраться до Харлема. Однако отсутствие транспортного сообщения осложняло возвращение домой, с телефонной связью тоже были проблемы. Корри провела в приюте десять дней, восстановила силы и дождалась попутной поездки в грузовике, нелегально провозившем еду. Ехать планировали ночью, на выключенных фарах.

Несколько часов грузовик трясся в темноте, и когда они добрались до Хилверсума, Корри направила водителя к дому Виллема. Мгновение спустя Виллем, Тина и две их дочери уже обнимали Корри.

Корри рассказала о болезни и смерти Бетси, и лицо Виллема вытянулось. «Хотел бы я получить хотя бы такие новости о Кике. Ему было бы гораздо лучше сейчас с Бетси и отцом, чем там, где он есть». Они ничего не слышали о своем сыне с тех пор, как Кика депортировали в Германию.