– Ну, в некотором роде. Она перенесла удар, а когда стала выздоравливать, речь вернулась к ней как-то сразу, и она говорила и говорила без остановки: о своей жизни, о детстве, о школе, вообще о прошлом, настойчиво так, даже с тревогой. В том числе о бриллианте, который был ей очень дорог. Она оставила его в доме, где была ее школа. В общем, довольно бессвязный рассказ, и моя клиентка решила, что это просто бред. А когда бабка умерла и эта женщина стала разбирать оставшиеся после нее вещи и документы, она поняла, что старуха довольно точно указала место поисков.
– А почему ее бабушка сама не вернулась за бриллиантом? Сомнительная история, на мой взгляд.
Джек кивнул:
– Я до сих пор ничего не нашел. Но ее бабка точно была связана с этим местом. Умирая, она оставила порядочное наследство обществу, которое управляет музеем: собственно, на ее деньги музей и открыли. Только поэтому моя клиентка добилась для меня разрешения пожить здесь.
– Что она им сказала?
– Что я фотожурналист, откомандирован сюда на две недели с заданием.
– То есть она не из тех, кто всегда говорит правду и ничего, кроме правды.
Джек усмехнулся, вспомнив Розалинд с ее бульдожьей хваткой.
– Не сомневаюсь, сама она верит каждому слову из тех, что сказала мне. И, надо отдать ей должное, я обнаружил факт, который говорит в пользу ее теории. – Он вынул из кармана распечатку письма, полученного накануне от Розалинд Уилер. – Это от Люси Рэдклифф, которая, наверное, была…
– Сестрой Эдварда…
– Точно. Бабка моей клиентки получила его в девятьсот тридцать девятом году.
Элоди пробежала письмо глазами, но один фрагмент прочла вслух:
– «Твое письмо крайне встревожило меня. Мне плевать, что ты там видела в газетах и кем почувствовала себя после этого. Я настаиваю, чтобы ты не делала того, о чем пишешь. Навестить меня ты можешь, я буду рада, но его с собой не привози. Мне он не нужен. Я вообще не хочу его видеть, никогда. Моей семье он принес только горе. Теперь он твой. Не забудь, он сам пришел к тебе, причем в самый подходящий момент, – пусть у тебя и остается. Считай, что это подарок, и ни о чем не беспокойся». – Она оторвалась от письма. – Вообще-то, о бриллианте тут нет ни слова.
– Верно.
– Речь может идти о чем угодно.
Он кивнул.
– А вы знаете, что она увидела в газетах?
– Что-нибудь насчет «Синего», наверное?
– Наверное, и мы могли бы попробовать выяснить это, но пока у нас только догадки. А вы это имели в виду, когда говорили о карте?
Джек, с удовольствием отметив это «мы», ответил, что сейчас вернется, и пошел в старую пивоварню за картой, которая лежала там, у изголовья его кровати.
– Моя клиентка нарисовала ее сама, на основании того, что нашла в бумагах Ады Лавгроув, и того, о чем Ада говорила после удара.
Элоди развернула карту и сосредоточенно нахмурилась; уже через минуту от ее серьезности не осталось следа, и она даже хихикнула.
– Ой, Джек, – сказала она, – мне так жаль вас разочаровывать, но карта совсем не годится для поиска сокровищ. Она из детской сказки.
– Какой сказки?
– Помните, я говорила о ней вчера? О сказке, которую мой двоюродный дед услышал в этих местах, когда жил здесь в войну в эвакуации? Потом он рассказал ее моей матери, а мать часто рассказывала ее мне.
– Да.
– Пометки на этой карте – лесная поляна, курган фей, излучина Крофтера – взяты из той сказки. – Элоди ласково улыбнулась и протянула Джеку сложенную карту. – У бабушки вашей клиентки был удар. Возможно, воспоминания о детстве нахлынули на нее с такой силой, что она не удержалась и рассказала историю из тех времен своей внучке. – Она приподняла плечи, как бы извиняясь. – Боюсь, ничего более полезного прибавить не могу. Правда, для меня удивительно, что бабушка вашей клиентки знала сказку, которая в моей семье переходила из уст в уста.
– Н-да, вот только вряд ли моя клиентка обрадуется этому совпадению так же, как обрадовалась бы бриллианту.
– Мне очень жаль.
– Вашей вины тут нет. Уверен, вы не собирались лишить старую леди ее мечты.
Элоди улыбнулась.
– Кстати, о той записке…
Она начала перекладывать свой рюкзак.
– У вас есть еще пара часов до поезда?
– Да, но мне все же пора. Я и так отняла у вас много времени. А вы – занятой человек.
– Это точно. Я уж думал: вот покончу сейчас с картой, пойду наверх и поищу там, в шкафу, дверь в Нарнию.
Элоди весело расхохоталась, и Джек сразу почувствовал себя победителем.
– А знаете, – сказал он вдруг, решившись испытать удачу, – я вчера думал о вас, вечером.
Она снова покраснела:
– Правда?
– Та фотография, которую вы приносили вчера, с вашей матерью, у вас с собой?
Элоди внезапно стала серьезной:
– Вы хотите сказать, что знаете, где ее сделали?
– Я хочу сказать, что мне стоит взглянуть на нее еще разок. Я ведь, понимаете, все окрестности тут обшарил, пока искал волшебную дверку.
Она передала ему снимок, один уголок ее рта напрягся – очаровательный признак того, что, вопреки всему, она все же надеялась, что он сможет ей помочь.
А Джеку очень хотелось ей помочь. («Хватит быть героем для всех, Джек».)