Дочь дьявола

– Ни капли, – ответил Итан с ирландским акцентом. – Она - свет моих очей. Кроме того, я бы не стал предавать женщину, имеющую в своём распоряжении набор скальпелей.

Уэст усмехнулся, но тут ему в голову пришла другая мысль.

– Она захочет иметь детей?

– Захочет.

– А ты?

– От этой идеи у меня мороз по коже, – признался Рэнсом, пожав плечами. – Но Гарретт спасла мне жизнь. Поэтому она может делать со мной всё, что захочет. Если ей придёт в голову продеть мне в нос кольцо, я буду смиренно стоять, как ягнёнок, пока она не закончит.

– Во-первых, городской ты франт, никто не продевает колец в носы ягнят. Во-вторых... – Замолчав, Уэст осушил половину кружки и хрипло продолжил: – Твой отец бил тебя и пряжкой, и ремнём, и кулаками, так же, как и мой меня лупил.

– Ага, – ответил Рэнсом. – Он называл это "исправительством". Но какое это имеет отношение к делу?

– Ты, вероятно, будешь поступать также со своими собственными детьми.

Глаза Рэнсома сузились, но голос оставался спокойным.

– Не буду.

– Но кто тебе помешает? Жена?

– Я сам, чёрт побери, – ответил Рэнсом с более ярко выраженным акцентом. Он нахмурился, увидев мину на лице Уэста. – Ты мне не веришь?

– Не верю, что это окажется так уж просто.

– Крайне просто, если я хочу, чтобы они меня любили.

– Они в любом случае будут тебя любить, – мрачно проговорил Уэст. – Все жестокие люди знают: независимо от того, какое зло они творят, их дети всё равно будут их любить.

Рэнсом задумчиво смотрел на него, осушая кружку.

– Зачастую после того, как отец ставил мне синяк под глазом или разбивал губу, мама говорила: "Это не его вина. Он слишком сильный человек, ему трудно справиться с самим собой". Но я понял одно: мама ошибалась, проблема не в том, что папа был слишком силён, а в том, что ему не хватало сил. Только слабый человек опускается до скотства. – Он сделал паузу, чтобы подать знак официантке налить им ещё по кружке. – Может, у тебя и вспыльчивый характер, Рэвенел, но ты не скот. Как и я. Вот почему я знаю - моим детям ничего не угрожает. Возвращаясь к разговору о твоей рыжеволосой вдове... как ты намерен поступить?

Уэст нахмурился.

– Понятия не имею.

– Ты мог бы на ней жениться. От женщин всё равно никуда не деться.

– Я не собираюсь бросаться на жертвенный алтарь только потому, что ты так поступаешь, – возразил Уэст. – Наша дружба не настолько много для меня значит.

Рэнсом ухмыльнулся и откинулся на спинку стула, когда к столу подошла работница таверны с кувшином пенящегося напитка в руках.

– Послушай моего совета, дубина. Будь счастлив здесь и сейчас. Ведь живём всего раз!

Мысли Уэста вернулись в настоящее, когда Фиби провела его в просторную приёмную с затянутыми шёлком панелями на стенах и позолоченным потолком. Над мраморным камином висел большой портрет молодого человека. Косые лучи света из окон падали на его лицо таким образом, что казалось, будто оно сияет само по себе.

Уэст зачарованно приблизился к картине.

– Это Генри? – проговорил он с лёгкой вопросительной интонацией.

Встав рядом с ним, Фиби кивнула.

Костюм молодого человека был выполнен небрежными мазками, на ткани тут и там просматривались изображённые тени. Он стоял рядом с библиотечным столом, положив одну руку на стопку книг, в его позе сквозила некая застенчивая грация. Красивый и трогательно ранимый темноглазый мужчина. Его точёное лицо казалось фарфоровым. Хотя оно чётко выделялось на портрете, границы пиджака и брюк были слегка размыты, словно растворялись на тёмном фоне. Как будто человек на портрете исчезал, пока его рисовали.

– Люди всегда склонны идеализировать усопших, – сказала Фиби, разглядывая картину вместе с Уэстом. – Но я хочу донести до мальчиков, что их отец был замечательным, смертным человеком со своими недостатками, а не недосягаемым святым. Иначе они никогда не узнают его по-настоящему.

– Что у него были за недостатки? – ласково спросил Уэст.

Она поджала губы, обдумывая ответ.

– Зачастую он витал в облаках. Был не от мира сего. Отчасти из-за болезни, но он всю жизнь избегал нелицеприятных вещей. Сторонился уродства и всего того, что могло его огорчить. – Она повернулась к Уэсту лицом. – Генри упорно считал меня совершенством, и его очень сильно расстраивало, когда я проявляла мелочность, беспечность или сердилась. Я бы не хотела... – Фиби замялась.

– Чего? – после долгой паузы спросил Уэст.

– Я бы не хотела, чтобы кто-то возлагал на меня такие надежды. Не хочу, чтобы мне поклонялись, пускай принимают такой, какая я есть, со всеми достоинствами и недостатками.

Уэст посмотрел на её запрокинутое лицо, и на него нахлынула волна нежности. Ему захотелось сказать, что он полностью принимает её, отчаянно желает, что обожает все её сильные и слабые стороны.

– Я никогда не считал тебя идеальной, – сказал он, тем самым заставив Фиби рассмеяться. – И всё же, – продолжил он более мягким тоном, – тебе трудно не поклоняться. Боюсь, ты недостаточно скверно себя ведёшь, чтобы я воспринимал тебя по-другому.

В светло-серых глазах Фиби промелькнул озорной огонёк.

– Если ты бросаешь мне вызов, то я его принимаю.