Дочь фортуны

А Элиза окончательно сбилась со следа. Хоакин Андьета затерялся в хаосе последних событий, зато на его месте начинал проявляться образ бандита с такой же внешностью и схожим именем, но девушка никак не могла сопоставить этот образ с тем благородным юношей, в которого она была влюблена. Автор пылких писем, ее единственного сокровища, никак не мог быть злодеем, которому приписывают самые жестокие преступления. Герой ее сердца никогда не стал бы водиться с безжалостным Трехпалым Джеком, твердила себе Элиза, однако ее уверенность таяла по ночам, когда Хоакин являлся ей под тысячью разных масок, оставляя противоречивые послания. Элиза просыпалась дрожа, за ней гнались изменчивые призраки из кошмаров. Девушка больше не могла по своему желанию входить и выходить из снов, как учила ее в детстве няня Фресия, не могла разгадывать символы и видения: они перекатывались в голове с грохотом камней, подхваченных рекой. Элиза безостановочно строчила в своем дневнике, надеясь таким образом придать видениям какой-нибудь смысл. Она перечитывала каждую букву в любовных письмах, искала знаки-подсказки, но в результате запутывалась еще больше. Письма Хоакина оставались единственным доказательством его существования, Элиза цеплялась за них, чтобы окончательно не сойти с ума. Cоблазн погрузиться в апатию, чтобы избежать мучений, связанных с продолжением поиска, был почти непреодолим. Элиза уже ни в чем не была уверена: ни в объятиях на полу гардеробной, ни в долгих месяцах, проведенных в корабельном трюме, ни в ребенке, который вышел из нее вместе с кровью.

Труппа Громилы Джо испытывала серьезнейшие финансовые затруднения: замужество Эстер одним махом лишило их четверти доходов, а недели, в течение которых они не работали из-за карантина, едва не лишили Громилу ее домика, но мысль о том, что ее голубкам придется работать на конкурентов, придавала Джо сил, чтобы продолжать борьбу с превратностями судьбы. Ее девочки прошли через ад, и Джо не могла столкнуть их обратно в прежнюю жизнь, потому что, совершенно того не желая, она к ним привязалась. Голландка всегда считала себя роковой ошибкой Бога, мужчиной, насильно заключенным в женское тело, и потому никак не могла понять, откуда у нее неожиданно и не к месту появился материнский инстинкт. Женщина ревниво заботилась о Томе-без-Племени, но предпочитала уточнять, что она приглядывает за ним «как старый сержант». Никаких поблажек – это не в ее характере, да и к тому же мальчишке нужно вырасти таким же сильным, как и его предки, а сюсюканье только разжижает храбрость, пеняла Громила Элизе, когда замечала, что Том-без-Племени сидит у Чиленито на коленях и слушает чилийские сказки. Внезапно возникшая нежность к голубкам серьезно мешала Громиле, да к тому же и сами девушки что-то стали подмечать и называли ее «матушка». Это слово бесило Джо, она запретила его произносить, но ее не слушались.

– У нас, черт меня дери, коммерческие отношения. Чего тут непонятного: пока они работают, у них будет доход, кров, пища и защита, но в тот самый день, когда они заболеют, потеряют хватку или у них проступят седина и морщины, – прости-прощай! Заменить их – дело нехитрое, бабенки всегда найдутся, – ворчала голландка.

А потом неожиданно ее снова начинало донимать это приторное чувство, которое не может себе позволить ни одна держательница борделя в здравом рассудке.

– Тебе эта мука за то, что ты добрая, – подтрунивал Бабалу Плохой.

Именно так все и было: пока Джо тратила драгоценное время на лечение больных, которых и по имени не знала, вторая мадам не позволяла зараженным даже близко подходить к своему борделю. Громила беднела день ото дня, а ее соперница вошла в тело, осветлила волосы, завела русского любовника на десять лет моложе себя, мускулистого и с бриллиантом, вставленным в зуб, расширила свое предприятие, и теперь по выходным старатели выстраивались в очередь у ее дверей с деньгами в одной руке и шляпой в другой, потому что ни одна женщина, как бы низко она ни пала, не будет иметь дела с мужчиной в шляпе. Определенно, это ремесло лишено будущего, все чаще думала голландка. Закон их не защищает, Господь о них позабыл, а впереди маячат только старость, бедность и одиночество. Громиле пришла в голову мысль заняться стиркой белья и выпечкой булочек, сохранив за собой игорные столы и продажу гадких книжонок, но девочки не хотели зарабатывать на жизнь такими грубыми и неприбыльными ремеслами.

– Дерьмовое это занятие, девочки. Выходите замуж или становитесь училками, делайте хоть что-то со своей жизнью и отвяжитесь уже от меня! – печально вздыхала Джо.