Дочь фортуны

Фримонт с капитаном вместе поужинали, а потом журналист пригласил друга на фривольное представление в один из танцевальных салонов в районе красных фонарей. Он рассказал, что Ах Той (та самая китаянка, за которой они наблюдали сквозь дырки в стене) теперь обзавелась сетью борделей и элегантным «салоном», где клиентам предлагали лучших девушек с Востока (некоторым едва исполнилось одиннадцать лет, все они обучены исполнять любые капризы), но сегодня друзья отправятся не в «салон», а на выступление танцовщиц из турецкого гарема. Вскоре они уже оказались в двухэтажном особняке с большими мраморными столами, полированной бронзой и картинами, на которых мифические фавны гоняются за нимфами. Клиентов здесь обслуживали женщины разных рас в платьях самых дерзких покроев – разносили напитки и стояли за игровыми столами; за порядком надзирали вооруженные охранники, одетые в аляповатые костюмы.

В приватных кабинетах по обе стороны от главного зала игра велась по-крупному. Там собирались важные шишки, готовые поставить миллионы на одну ночь: политики, судьи, коммерсанты, адвокаты и преступники, – их всех уравнивала одна страсть. Восточное представление, на взгляд капитана, совершенно не удалось, ведь он видел настоящий танец живота в Стамбуле и догадался, что эти неуклюжие девчонки принадлежат к последней партии чикагских шлюх, недавно доставленных в город. Публика, по большей части представленная простофилями-старателями, неспособными даже отыскать Турцию на карте, совершенно ошалела при виде этих одалисок, едва прикрывших наготу экзотическими юбочками. Капитан заскучал и пошел к одному из игровых столов, где женщина с необычайной ловкостью метала банк. Соммерса тут же подхватила под руку другая женщина и горячо зашептала ему на ухо, приглашая пройти с ней. Капитан пригляделся. Это была обычная толстенькая южноамериканка, но лицо ее искрилось наивным весельем. Джон уже хотел от нее отделаться, поскольку собирался провести остаток ночи в дорогом салоне, куда захаживал при каждом своем появлении в Сан-Франциско, но взгляд его скользнул на вырез платья. Между грудей проститутки колыхалась золотая брошь с бирюзой.

– Где ты это взяла? – рявкнул капитан, крепко схватив девушку за плечи.

– Это мое! Я ее купила! – испугалась проститутка.

– Где?! – Соммерс тряс все грубее, рядом уже появился охранник.

– Мистер, с вами все в порядке? – В вопросе охранника звучала угроза.

Капитан дал понять, что хочет остаться с этой женщиной, и почти волоком утащил ее в комнатку на втором этаже. Наверху он задернул штору и крепкой оплеухой опрокинул несчастную на кровать.

– Сейчас ты мне скажешь, где взяла эту брошь, иначе я тебе все зубы повыбиваю – ты меня поняла?

– Я ее не украла, сеньор, клянусь! Мне ее отдали!

– Кто отдал?

– Вы не поверите, если я расскажу…

– Кто?!

– Девушка, давно, на корабле…

И Асусена Пласерес была вынуждена открыть этому бесноватому, что брошку ей дал китайский повар в уплату за присмотр за бедняжечкой, которая умирала после аборта в трюме корабля посреди Тихого океана. По мере того как Асусена рассказывала, ярость капитана сменялась ужасом.

– Что с ней было дальше? – обхватив руками голову, упавшим голосом спросил Джон Соммерс.

– Не знаю, сеньор.

– Проси что хочешь, женщина, но скажи, что с ней сталось, – взмолился Джон и бросил на юбку Асусены ворох купюр.

– Кто вы, сеньор?

– Я ее отец.

– Она истекла кровью, мы выбросили тело в море. Клянусь вам, это правда, – без колебаний ответила Асусена Пласерес: она решила, что, раз уж несчастная девушка преодолела полмира, спрятавшись в крысиной норе, наводить отца на след беглянки будет величайшей гнусностью.