Дочь фортуны

Выкуп проститутки на торгах угнетал Тао Цяня гораздо сильнее, чем его походы в «госпиталь». Шансы помочь умирающим девушкам сводились к минимуму, и если больная все-таки выживала, это воспринималось как чудо; при этом Тао Цянь понимал, что на каждую выкупленную им на аукционе девушку приходились дюжины, обреченные на унижение. Чжунъи мучил себя, представляя, скольких девушек он мог бы выкупить, будь он богат, так что Элизе приходилось ему напоминать обо всех спасенных. Этих двоих связывала хитросплетенная сеть общих дел, но в то же время разделяли навязчивые идеи. Призрак Хоакина Андьеты уходил все дальше, а вот призрак Лин присутствовал как легкий ветерок или шум прибрежных волн. Тао Цяню было достаточно воззвать к покойной супруге, и она тотчас приходила – такая же улыбчивая, как при жизни. И все-таки, вместо того чтобы соперничать с Элизой, Лин превратилась в ее союзницу, хотя чилийка об этом пока не догадывалась. Лин первой поняла, что подобная дружба слишком схожа с любовью, а когда ее муж возразил, что ни в Китае, ни в Чили, ни где бы то ни было еще не сыщется места для такой пары, Лин снова рассмеялась:

– Не говори ерунды: мир такой большой, а жизнь такая долгая. Важно только решиться.

– Лин, ты и представить себе не можешь, что такое расизм, – ты всегда жила среди своих. Здесь никому нет дела до моих поступков и моих знаний; для американцев я навсегда останусь мерзким китайским язычником, а Элиза – черненькой. Ну а в Чайна-тауне я отступник без косички, одетый как янки. Я не принадлежу ни одному из миров.

– В расизме нет ничего нового: когда мы жили в Китае, мы всех фаньгуй считали варварами.

– Здесь с уважением относятся только к деньгам, а мне, как видно, никогда не стать достаточно богатым.

– Ты ошибаешься. Здесь уважают еще и тех, кто заставляет себя уважать. Смотри им в глаза.

– Если я последую твоему совету, меня пристрелят на первом же углу.

– Попробовать все-таки стоит. Каким же ты стал нытиком, Тао, я тебя не узнаю. Где тот отважный мужчина, которого я люблю?

Тао Цянь не мог не признать, что их с Элизой соединяли бесчисленные тонкие нити, каждую из которых несложно разорвать, но они успели так переплестись, что теперь стали крепкими веревками. Китаец и чилийка познакомились всего несколько лет назад, но уже могли оглянуться и увидеть долгий путь, полный препятствий, который они преодолели вместе. Сходства постепенно стирали расовые различия между ними.

– У тебя лицо хорошенькой китаянки, – вырвалось как-то у Тао Цяня.

– У тебя лицо симпатичного чилийца, – тут же ответила она.

В Чайна-тауне они смотрелись странно: высокий элегантный китаец и неприметный латиноамериканский юнец. А вот за пределами квартала они совершенно терялись в многоликой калифорнийской толпе.

– Элиза, ты не можешь вечно ждать этого мужчину. Это такая форма безумия, сродни золотой лихорадке. Ты должна определить для себя конкретный срок, – сказал однажды Тао Цянь.

– И что мне делать с моей жизнью, когда срок закончится?

– Ты можешь вернуться в свою страну.

– В Чили к женщинам вроде меня относятся хуже, чем к любой из твоих sing-song girls. Вот ты бы вернулся в Китай?

– Раньше это было моей единственной целью, но мне начинает нравиться Америка. Дома я снова стану Четвертым Сыном, здесь мое положение лучше.

– И мое. Если я не встречу Хоакина – останусь и открою ресторанчик. У меня есть все, что для этого нужно: хорошая память на рецепты, тонкое чувство пропорций, вкус и осязание и врожденная способность правильно подобрать приправы…

– И скромность, – рассмеялся Тао Цянь.

– Зачем мне скромничать со своим талантом? К тому же у меня собачий нюх. Должен же мой чуткий нос на что-то сгодиться: мне достаточно однажды понюхать новое блюдо, чтобы распознать все ингредиенты и понять, как его улучшить.

– С китайской едой у тебя ничего не получается…

– Тао, вы едите странные вещи! Я открою французский ресторан, самый лучший в городе.

– Элиза, давай договоримся. Если по прошествии года ты не встретишь своего Хоакина, мы с тобой поженимся, – сказал Тао Цянь, и теперь рассмеялись оба.