Дочь фортуны

Зимние холода принесли пневмонию нескольким sing-song girls из китайского квартала, и Тао Цяню не удалось их спасти. Дважды его вызывали, когда девушки еще были живы, и чжунъи забирал их к себе, но уже через несколько часов они умирали у него на руках в бреду. К этому времени осторожные щупальца его милосердия протянулись уже по всей длине и ширине Северной Америки – от Сан-Франциско до Нью-Йорка, от Рио-Гранде до Канады, – но его титанические усилия были лишь крупицей соли в этом океане несчастий. Врачебная практика приносила хороший доход, и все то, что Тао Цяню удавалось скопить или получить от богатых клиентов в виде пожертвований, он тратил на покупку самых юных девочек на аукционах. В этом подпольном мире Тао Цяня уже знали и считали извращенцем. Никто не догадывался, что некоторые из девчонок, которых он приобретал «для экспериментов», все-таки выживают, но никому и не было дела до того, что происходит у китайца за закрытыми дверями. В качестве чжунъи ему не было равных – до тех пор, пока китаец не устраивал скандала и ограничивался этими созданиями, которые мало чем отличались от животных, ему все сходило с рук. А на вопросы любопытных отвечал верный помощник Тао Цяня, единственный, кто мог бы поделиться хоть какой-нибудь информацией: помощник, не вдаваясь в подробности, объяснял, что удивительные познания хозяина, столь ценимые его пациентами, достигаются путем этих загадочных экспериментов. К тому времени Тао Цянь перебрался в хороший дом на границе Чайна-тауна, в нескольких кварталах от площади Юнион, – в этом доме размещалась его клиника, там китаец торговал своими снадобьями, и там же он прятал девушек до тех пор, пока они не вставали на ноги. Элиза овладела зачатками китайского, чтобы общаться с проститутками на простейшие темы, а остальное изображала с помощью пантомимы, рисунков и нескольких английских слов. Элиза старалась не зря: это было гораздо лучше, чем выдавать себя за глухонемого брата доктора. Она не умела читать и писать по-китайски, но опознавала лекарства по запаху, а для пущей надежности помечала склянки системой значков собственного изобретения. В пациентах, ждущих своей очереди на золотые иголки, чудодейственные травы и успокаивающий голос Тао Цяня, недостатка не было. Многие задавались вопросом, как может этот премудрый и любезный человек заниматься собиранием трупов и малолетних наложниц, но, поскольку никто в точности не знал, в чем состоят пороки Тао Цяня, в общине он пользовался уважением. У чжунъи не было друзей, это верно, но верно и то, что у него не было и врагов. Его репутация вышла за пределы Чайна-тауна, и некоторые врачи-американцы обращались к китайцу за помощью, когда их собственных познаний не хватало, чтобы излечить больного, – консультации всегда происходили тайно, ведь признать, что «поднебесный» может чему-то научить американского врача, означало опозорить свое доброе имя. Вот как Тао Цяню довелось поработать с представителями городской элиты и познакомиться со знаменитой Ах Той.

Китаянка призвала его к себе, когда узнала, что Тао Цянь сумел помочь жене судьи. У Ах Той что-то пронзительно хрипело в легких, она боялась задохнуться. Тао Цянь сначала хотел отказаться, но любопытство пересилило: это был шанс увидеть загадочную женщину вблизи и проверить справедливость легенд, которые ее окружали. Для спасителя sing-song girls Ах Той была гадюка, его личный враг. Узнав об отношении Тао Цяня к китаянке, Элиза положила в его докторский чемоданчик столько мышьяка, что хватило бы и для отравления пары быков.

– На всякий случай, – пояснила девушка.

– На какой такой случай?

– А вдруг она тяжко больна. Ты ведь не захочешь, чтоб она страдала, верно? Иногда нужно помочь человеку умереть…