Широкие белые воротнички, которые сестра Мария Челесте шила, стирала и отбеливала для отца и брата, обрамляют лицо Галилея на всех портретах. Однако дома, оставаясь в одиночестве, занимаясь научными экспериментами или работая на виноградниках, Галилей предпочитал короткие рукава и старый кожаный фартук.
«Мне стыдно, что вы застали меня в этой клоунской одежде, - заявил он, как сообщают очевидцы, группе почтенных гостей, однажды посетившей ученого без предупреждения и заставшей его в саду, в рабочем костюме. - Пойду и переоденусь, как подобает философу»1.
Но скорее всего, это была своего рода шутка, потому что в ответ на вопрос, почему он не наймет кого-нибудь для физической работы, Галилей сказал: «Нет- нет, я не хочу лишиться удовольствия. Ведь получать готовые результаты далеко не так же приятно, как делать все самому».
Подобные занятия на свежем воздухе снимали напряжение, вызванное усердной научной работой, и позволяли Галилею быть ближе к Природе. И хотя время, проведенное на огороде, в саду и на винограднике, восстанавливало его дух, от физического труда быстро изнашивался заботливо составленный гардероб Галилея, который он периодически отправлял сестре Марии Челесте для ремонта.
Цитируется по изданию: Drake . Galileo at Work , p . XIII .
Достославнейший и возлюбленный господин отец! Возвращаю Вам оставшиеся рубашки, которые мы зашили, и кожаный фартук, починенный мной со всем старанием, на которое я только способна. Также высылаю назад Ваши письма, которые так прекрасно написаны, что лишь разожгли во мне желание видеть и другие образцы посланий такого ж рода. Сейчас я занимаюсь с бельем, так что надеюсь, Вы сможете прислать отделку для краев. Напоминаю Вам, достославнейший господин отец, что отделка должна быть достаточно широкой, потому что само белье слишком короткое.
Я только что снова передала сестру Арканжеле на попечение докторов в надежде увидеть, с Божьей помощью, что она избавляется от своей изнурительной болезни, которая не дает мне покоя среди тревог и хлопот.
Сальвадоре [слуга Галилея] говорит, что Вы, достославнейший господин отец, вскоре намереваетесь нанести нам визит, который был 6ы самым драгоценным даром, которого бы мы толъко пожелали. Но я должна напомнить, что Вам следует выполнить данное нам обещание и провести здесь целый вечер, а также остаться на ужин в гостиной монастыря, ведь нам под страхом отлучения запрещены скатерти, но не добрая еда.
Прилагаю к сему письму небольшое сочинение которое не только выразит Вам глубину нашей нужды, но также и предоставит повод для сердечного смеха над моими глупыми писаниями но поскольку я вижу, как Вы, достославнейший господин отец, всегда добры к моему жалкому уму, я все же набралась смелости отправить Вам сию попытку создать эссе. Простите мне эту дерзость, господин отец, и помогите нам, пожалуйста, с Вашей всегдашней любовью и нежностью. Благодарю Вас за рыбу и посылаю Вам самый сердечный привет вместе с сестрой Арканжелой. Пусть наш Господь дарует Вам полное счастье.
Писано в Сан-Маттео, октября, 20-го дня, в год 1623-й от Рождества Христова.
Горячо любящая дочь, Сестра Мария Челесте
Постоянные упоминания об отлучении были обычной шуткой сестры Марии Челесте, описывающей отцу уклад жизни бедных кларисс. Устав ордена категорически утверждал, что ни один посетитель не может входить в трапезную, когда монахини обедают. Однако обитель Сан-Маттео имела отдельную гостиную, где сестры могли встречаться со своими родственниками. Тем дозволялось также приносить с собой еду и делиться ей с монахинями. Таким образом, блюда, принесенные из дома или приготовленные на монастырской кухне, могли употребляться без запрета и ограничений, при условии, что не нарушается правило места. Черная железная решетка отделяла гостиную от той части здания, где жили сестры, и все подарки и вещи передавались через зазоры между ее прутьями. Другая решетка шла вдоль стены возле алтаря в прилегающей церкви Сан-Маттео, так что голоса монахинь во время церковных песнопений могли достигать слуха горожан, посещающих мессу и стоявших по ту сторону ограды. И хотя бедные клариссы посвящали земную жизнь молитвам за души всех обитателей мира сего, правила требовали сурово изолировать места, где они выполняли эту работу и где они обитали, укрывшись в объятиях Господа.