Дочь любимой женщины

– Вы хотели спросить, откуда у меня деньги на такую жизнь? Отвечаю: я живу на ренту. Богатый наследник, вот кто я. Мой дедушка был академик-геолог, любимец Сталина. Он ему подарил дачу в Петровой Роще. Гектар земли и бревенчатый дом в два этажа. А папа, дедушкин сын, был академик-биохимик, создатель военных вакцин. Любимец Брежнева. Ему Брежнев подарил дачу. Вы будете смеяться, тоже в Петровой Роще. Забор в забор с дедушкиной. Правда, участочек поменьше, всего шестьдесят соток. Зато домик покрепче, каменный. Дедушка потом ушел от бабушки, то есть от папиной мамы. Но под конец жизни, уставши бегать по певицам и балеринам, пережив два инфаркта – от несчастной любви, разумеется! – он снова вернулся в прежнюю семью. Бабушка, правда, уже умерла к тому времени. Вернулся в семью сына. Так что мой папа снова стал единственным сыном и наследником дедушки. А я, значит, его наследник. Слышали про дачный поселок Петрова Роща?

– Нет.

– Значит, вы и подавно не знаете, сколько стоит земля в этой самой Петровой Роще. Ну и слава богу.

– А сколько?

– Не хочу вслух произносить. Даже как-то неловко. Несусветно, неприлично, похабно дорого. Ну вот. В общем, я сумел правильно распорядиться этими, как бы сказать, активами.

– Понятно, – снова сказала она. – А любимец Сталина – это как?

– Да так, – сказал Виктор Петрович. – Очень просто. Он был руководителем разных больших, как нынче говорят, геологических проектов. После войны, когда бомбу делали. Наверное, добывал какие-то редкие металлы. Я не вдавался. Его звали Измаил Васильевич Максимов. Дедушка смеялся: «Меня Сталин за имя любил. Мне казалось, ему оно нравится. Все время повторял: “А что нам скажет уважаемый Измаил Васильевич?” Других звал как положено – “товарищ Каплин”, “товарищ Бедросов”. А мне бывало: “Закуривайте, Измаил Васильевич”. Мне неудобно было – потому что никому другому он закуривать не предлагал… Но он так настойчиво: “Что же вы не закуриваете, Измаил Васильевич? Я же знаю, что вы завзятый курильщик, прямо как я… Угощайтесь, наконец!” – и пачку папирос мне протягивает. Тут не захочешь, а закуришь. Хотя я “Герцеговину” не любил. Она кисленькая была, с легким ореховым привкусом, но очень мягкая…» Вот так рассказывал дедушка.

– Значит, – спросила Лена, – у меня два рукопожатия до Сталина?

– Значит.

– Фу! – сказала Лена. – Знала бы, не стала бы с вами дружить. Ну ладно, с вами все понятно.

– Хорошо, когда все понятно… или хотя бы почти все. Только давайте без политики, ладно? Я богатый бездельник, Лена. Бывают молодые бездельники, а я вот – пожилой.

– Не такой уж вы и пожилой, – вежливо сказала она. – А я молодая бездельница. Окончила журфак и все болтаюсь. Зовите меня на «ты», ладно?

– Ладно, попробую. Тебе не пора домой?

– Еще не скоро, – сказала она. – Пол-одиннадцатого, а мне надо к двенадцати в одно место, тут недалеко…

Виктор Петрович хмыкнул на такое простодушное нахальство.

– Что? – спросила она.

– Ничего, ничего.

– Вы сказали «не сегодня». Ладно. А когда? Завтра?

– Послезавтра, – сказал он. – Я же говорю, мне надо кое в чем разобраться… А тебе все-таки пора. Прости.

Лена встала, вышла в коридор.

Виктор Петрович слушал, как она там одевается. Потом вышел проводить. Открыл ей дверь. Она боком прошла мимо него, чтобы не прикоснуться. Подошла к лифту. Он помахал ей рукой. Она сказала:

– Послезавтра! – и сжала кулак.

Виктор Петрович закрыл дверь и побежал за телефоном.

Потому что он соврал, когда сказал, что этой ночью все было обыкновенно. Было необыкновенно. Было прекрасно. Исполнение мечтаний. Он понял, что любил Алю всегда и любит сейчас. Он чувствовал, что обожает ее, что снова хочет к ней, сейчас, сию минуту – а полтора часа назад сорвался с места просто потому, что надо было выручить ключи.

В гостиной он сел на диван, нашел в мобильнике номер.

Аля откликнулась через два гудка.

– Привет, – он прилег на бок, положил голову на подушку, оставленную Леной.

– Простите? – раздалось в телефоне.

– Аля! Это Витя.

– А, да, да. Привет. Слушаю тебя внимательно.

– Аленька, милая, – негромко сказал он. – Девочка моя любимая…

– Ласточка, кисонька, заинька, – сказала Аглая Сергеевна.

– Что?

– Ну или рыбонька! – засмеялась она. – Ты все такое же сюсюкало…

– Прости, – сказал он, вздохнул и почувствовал какой-то странный запах; да, конечно, ведь Лена спала на этой подушке; её духи, наверное. – Прости, Аля. Больше не буду. Когда я тебя увижу?

– Позвони.

– Когда? – в отчаянии спросил Виктор Петрович.

– Ну, послезавтра.

6.

– Ну, послезавтра, – сказала Аглая Сергеевна. Он положил телефон на диван рядом с собою. – Эй, ты что молчишь? – спросила она. – Ты там не умер?

– Пока нет! – закричал Виктор Петрович, чтоб не брать телефон в руки.

– Тогда давай! – и короткие гудки.

Виктор Петрович откинулся на диванную спинку.