Дочь лодочника

Лешачиха. Слово, казавшееся Миранде похожим на резкий, пронизывающий до костей озноб, от которого она просыпалась, на яд водяного щитомордника, что струился у нее в венах. То, что древний народ, к которому принадлежала старуха, называл духом леса, хотя здесь не было ни Дедушки Охотника, ни Дядюшки Древа, а была только королева, сказала ведьма, ибо ни в одном языке нет такого слова, которое означало бы эту безымянную силу. Имя, на которое Искра всегда ссылалась, когда одиннадцатилетняя Миранда задавала сложные вопросы типа: «Что случилось той ночью? Что произошло с моим отцом?» Поначалу с хитрой улыбкой, похожей на изгиб ног умирающего паука, а потом: «Иди лешачиху спроси, Мышка, если увидишь когда-нибудь, что она бродит по лесу».

Ответ Миранды был: «Спрошу».

Она глянула на деревья, с их густыми тенями и поющими в разгар дня насекомыми. Над ними шелестели колокольчики из полых птичьих костей.

Ложка, как увидела Миранда, была пуста. Мухи улетели.

Она положила полуочищенный початок обратно в миску и вытерла руки о джинсы.

– Пойду за ним, – сказала она. Она взяла колчан, стоявший рядом с дверью, и застегнула его кожаный ремешок поперек груди. Подняла лук и просунула в него голову, после чего направилась по тропинке за лачугой, последовав за братом вверх по склону, мимо бани, мимо сарая Малька, мимо козьего загона – в лес.

Старухина улыбка померкла. Она сплюнула за перила и продолжила раскачиваться в кресле, чистя кукурузу.

Сердце

Миранда вошла в чащу на вершине хребта за лачугой и очутилась на краю небольшого оврага, прорезавшего остров. В десятках футов ниже опушки скала в бело-серую полоску изгибалась над изумрудной бухточкой, где у кромки воды росли пучки аира и цветущего пурпуром паучника. Она увидела в грязи следы, оставленные мальчиком: широкие, размашистые, они пересекали овраг и уходили в заросли. Она пошла по следам, пока не остановилась на вершине хребта, чтобы перевести дыхание. За поворотом бухта расширялась, чтобы перерасти в глубокий прозрачный ставок, окруженный известняковой стеной. Здесь, когда ему было шесть, а ей семнадцать, она учила его плавать. Природа наделила его перепонками, наделила чешуей. Не хватало только смелости, чтобы нырнуть, и Миранда позаботилась об этом, стоя в воде, достававшей ему до плеча, с распростертыми объятиями: «Я тебя поймаю; я тебя удержу; я не отпущу». Зная, конечно, что однажды он отплывет от острова Искры слишком далеко и, может, даже наткнется на охотника с сыном или на какого-нибудь контрабандиста. А то и на заблудшего и помешанного прихожанина Воскресного дома, живущего на подножном корме. Потому что, хоть старухин остров и был местом секретным, потайным карманом в подкладке мира, пересечь его границу было довольно легко. «И что тогда?» – задумалась она. Увидят ли они в нем мальчика? Или чудовище? Протянут ли ему руку или наставят пистолет?

Она прошла мимо его дерева, откуда начинался резкий уклон к байу. Там, за водой, она заметила его барку, прибитую к берегу среди водяных ив.

Она поставила лук с колчаном в траву возле кромки и вырыла пальцами ямку в рыхлой темной почве. Затем достала из кармана рубашки червяка, положила в землю и присыпала сверху. Встала, разделась и разулась. В колчане у нее было четыре стрелы. Она выпустила их одну за другой в землю за водой. Затем запихнула одежду и обувь в глубь колчана, оценила его вес, а потом бросила через воду – он благополучно приземлился на противоположном берегу. Наконец она надела на себя лук и, обнаженная, нырнула в байу.

На полпути она выплыла на поверхность и увидела, как над водой возникла голова кого-то мелкого пресмыкающегося, но тут же исчезла. Вскоре Миранда выбралась на поросший мхом берег. Вытерлась своей рубашкой, быстро оделась и, подобрав стрелы, направилась в лес, почти неосознанно ища следы мальчика. Она знала его повадки. Наверняка он пошел к черному дубу посреди луга.

Миранда шагала тихонько, наслаждаясь угрюмым в дневном свете лесом. Высоко вдали свою одинокую песнь завел козодой. Через некоторое время она вышла из-за деревьев на поле, заросшее травой по колено. Здесь над последними розовыми цветками летней полыни порхали бабочки, а в центре поляны высился черный дуб – скрюченный гигант с широкими, низко свисающими конечностями. Она оглядела остальные деревья на краю поляны, ища мальчика, но нигде его не заметила.

Ее внимание привлекло движение на самом дубе.

На самой низкой ветке за лодыжки висел мужчина, трава под ним была запятнана красным. По лугу проходила рябь мягкого теплого бриза. Тело вальяжно повернулось на конце веревки, и Миранда увидела лицо своего отца – Хирама Крабтри.

Она почувствовала, как внутри нее что-то рухнуло, словно обвалился уступ скалы.