Дочь лодочника

На обочине гравийного разворотного круга перед Гнездом Крабтри стоял белый «Плимут». Через дорогу, в магазине, где жила Миранда, было темно. За деревьями и линиями электропередач лопнувшим желтком растекалось солнце. Констебль Чарли Риддл стоял, прислонившись к правому переднему крылу машины, держа сигарету возле рта и прижимая локоть к своему внушительному туловищу. Он рассеянно потер шелковую повязку, прикрывавшую его левый глаз. Пальцы у него были толстые, пожелтевшие от никотина, а лицо – щекастое и морщинистое. За рулем сидел его заместитель – Роберт Алвин, такой худой, будто под джинсами и рубашкой у него были тонкие трубочки, – он грыз жареный арахис из бумажного пакета, между колен зажимал бутылку из-под кока-колы и просовывал ореховые скорлупки в ее горлышко. День тянулся медленно, радио потрескивало лишь изредка. В зарослях желтой амброзии вокруг участка жужжали пчелы. Солнце уже клонилось к закату, и пот медленно стекал Риддлу по спине, пропитав его рубашку цвета хаки: под плечами темнели пятна в виде уродливых крыльев.

«Лети-лети отсюда», – думал жирный констебль. Отсюда – из этого долгого жаркого дня под дверьми и окнами этого места, которого он избегал бо́льшую часть десятилетия. Отовсюду – из города Майлан, из округа Нэш. Из чертова штата Арканзас. Пусть эти уродливые крылья унесут его в облака, точно сказочную фею, и посадят куда-нибудь на камни рядом с чистым ручьем, где никто не будет знать его имени. В краю без пасторов, церквей и карликов. Там, где каждый день едят стейки с картофелем, все женщины проплачены, играет пианино и пахнет лошадьми. Риддл коснулся «Скофилда» у себя на бедре и задумался: сможет ли он оставаться стражем порядка, а не нарушителем. Не передаст ли свои рабские узы низшим – психам и недоросткам, торчкам и дуракам?

Ей-богу, Чарли Риддл был не в настроении. Все из-за жары и ожидания. Он был голоден и раздражен, а еще у него появились первые опасения встречи с головорезами. Заодно дали о себе знать и старые чувства. Он смотрел на надгробные камни под высоким раскидистым ликвидамбаром у реки. Оба были вырезаны из кедра, у мужчины – погрубее, у женщины – поизящнее. Он смотрел на выжженное по дереву имя Коры Крабтри. Эти чувства ему не нравились. Лучше бы уж находиться отсюда подальше.

Гнездо. Никогда оно не выходило у него из головы, вечно сидело где-то в подсознании.

Он посмотрел на свое брюхо и не увидел за ним пряжки ремня. Затем глянул на густую сосновую чащу к северо-западу от магазина. Коснулся повязки на глазу. Вспомнил, как выбирался из тех лесов в ту ночь, когда глаз стекал по его щеке.

«О да, я в чертовом штате».

Гнездо, равно как и Воскресный дом выше по течению, был для Чарли Риддла колом, вбитым в скалу его жизни. А сам он, как пес в грязном дворе какого-нибудь жителя низин, был привязан к этому колу невидимой цепью, и его ограниченное, затоптанное пространство кишело мухами и воняло его собственным дерьмом. Здесь он потерял бо́льшую часть себя. Внимание Риддла привлек ликвидамбар на углу магазина, где в ползучей вечерней тени располагались могилы Хирама и Коры Крабтри. «Ах, Кора». Он провел рукой в воздухе, словно отмахиваясь от мухи. «Чтоб тебя, Кора. И ее тоже. Мне с вами, сучками Крабтри, теперь никогда не расквитаться».

Когда Риддл отчетливо услышал шум подвесного мотора ниже по течению, он швырнул окурок на гравий, снял звезду с груди и бросил ее в пассажирское окно «Плимута».

Роберт Алвин оторвался от своего арахиса.

– Сиди, – приказал Риддл.

Он прошел по траве за угол магазина с его шелушащейся на серых досках краске. Задняя терраса Гнезда возвышалась над водой на сваях, как балкон второго этажа. Перед ее свесом, на основании из старых белобоких покрышек, усеянных желе из лягушачьих яиц, качался плавучий причал. Риддл спустился по крутой насыпи к кромке воды. Встал среди зарослей кудзу, тяжело дыша, положив правую руку на «Скофилд». Шум мотора стал громче, и вскоре из-за крутого изгиба подковообразной излучины, последней перед Гнездом, вынырнула плоскодонка.

Констебль поднял руку, и девушка крепко стиснула зубы, когда его увидела. На ней была мужская футболка, рукава – закатаны выше плеч. Перед рубашки и бедра джинсов – забрызганы кровью.

Риддл, не сходя с места, дождался, пока она подплыла к причалу и заглушила мотор.

Затем отважился пробраться через кудзу и очутился в тени под террасой. Она, не обращая на него внимания, стала привязывать лодку. Он осторожно, остерегаясь змей, двинулся по старым шлакоблокам и битым стеклянным бутылкам, наполовину погребенным в красной глине.

– Как оно, – произнес он.

Девушка стояла на середине причала, между ним и Риддлом было несколько футов плещущейся воды.

Она не ответила. Только сжала кулаки.

«В последнее время поганенько».

– Ты чего там, – сказал он, – язык проглотила, что ль?

Солнце уже зашло.

Через реку с неба соскользнула голубая цапля и приземлилась у кромки воды.