Так
Я подняла голову, наши с Ливеем взгляды встретились… и меня словно ударом молнии пронзило осознание того, что мне так хотелось понять. То, с чем я так страстно боролась раньше. То, о чем страшилась узнать из опасений, что это станет моей погибелью. Те самолюбивые слова о принципах и долге оказались ложью. Сплошной ложью.
Я до сих пор любила Ливея.
Все это время я твердила себе, что мои чувства к нему остались в прошлом и лишь былая страсть порой дает о себе знать. Гордость не позволяла мне цепляться за него, но и отпускать его не хотелось. Я сказала ему забыть о том, что нас связывало, но сама не собиралась это делать. И каждый раз при его появлении в глубине души радовалась, что он все еще думает обо мне. Моя холодность оказалась лишь маской, за которой мои чувства прятались даже от меня: что я все еще люблю его и никогда не переставала любить.
Я шагнула ближе к Ливею, с трудом сдерживая дрожь. Лица стоявших за его спиной воинов расплывались, потому что сейчас только он имел для меня значение. Я рывком вытащила на свет секреты, похороненные в дальних уголках сердца. И если не сказать ему все сейчас, возможно, у меня больше не появится такой возможности.
— Я люблю тебя. — Слезы навернулись на глаза, но я не пыталась скрыть их или стереть. — Полюбила тебя тогда и люблю до сих пор. Я пыталась тебя забыть, раздавить свои чувства. Но ничего не вышло.
И в этот момент я почувствовала, как что-то ослабевает в груди. Бремя, которое я несла все это время, даже не подозревая о том. Смотря на Ливея, я на мгновение погрузилась в воспоминания. И даже сквозь затхлый воздух, наполнявший пещеру, почувствовала сладкий аромат цветущих персиков. Но уже в следующее мгновение вернулась в пропитанную опасностью реальность. Взгляд Ливея не отрывался от меня, а губы приоткрылись, словно он что-то хотел мне сказать, но я предупреждающе покачала головой. Госпожа Хуалин выглядела ошеломленной, но ее лицо светилось от предвкушения. Разве не в этом она обвиняла меня? Неужели ожидала, что Ливей отмахнется от моих чувств? Что я стану, как и она, озлобленной и обезумевшей от горя? Да, ее месть показалась бы слаще, если бы я отреклась от Ливея. И это лишь доказало бы ей, что она стала такой из-за преданной любви.
Но сегодня я не собиралась доставлять Хуалин удовольствие. Мне не хотелось становиться ее копией — терзаться злобой и жаждой заполучить невозможное… пока они не сожрут меня изнутри. Ночами, когда сердце сгорало от боли, не составляло труда поддаться негодованию и ненависти. Но как бы сильно я ни любила Ливея, себя я любила еще больше. Да и любовь, как оказалось, не имела границ, а росла и расширялась до бесконечности, стремясь охватить новые горизонты. Семью. Друзей. Да и других близких тоже, а ведь каждый из них непохож на предыдущего и по-своему ценен.
— Я ни о чем не жалею, — сказала я Ливею, повысив голос, чтобы меня услышали все. — И всегда буду дорожить воспоминаниями о времени, что мы провели вместе. Но меня не злит то, что ты пытаешься построить счастье с другой, и я
— Ты глупая, сентиментальная идиотка.
Ярко-красные пятна вспыхнули на щеках госпожи Хуалин, а глаза сузились до щелочек. Бессмертную сотрясла дрожь, но что ее вызвало: разочарование или ярость?
В мгновение ока я натянула тетиву, и между пальцев засияло пламя. Стрела с ослепительной вспышкой ударила богине в грудь, вынуждая отшатнуться, а воздух наполнился едким запахом паленого шелка и плоти. Но затем госпожу Хуалин окутал сверкающий поток магии, который с шипением погасил огонь. Воины кинулись ко мне, сверкая копьями в свете факелов. Я пригнулась и отскочила в сторону, после чего выпустила еще одну стрелу, но в этот раз она врезалась в щит, который призвала госпожа Хуалин.
Щелчком пальцев она вызвала свою магию — и меня окутал запах земли с примесью гниющих листьев лесной подстилки. А в следующее мгновение толстые лозы вырвались из-под пола и, туго оплетя мою талию, прижали меня к земле. Из рук вырвали лук, задев мне висок, отчего по коже заструилась кровь. Распластавшись на земле, я пыталась сделать вдох, но тут перед моим лицом оказался расшитый бисером кончик парчовой туфли. Госпожа Хуалин возвышалась надо мной. Ее губы скривились в ухмылке, а на платье, на месте, куда попала моя стрела, осталась обугленная дыра, но кожа под ней уже зажила и вновь стала гладкой.