Отупение, дзэн, только со знаком минус, нечто, держащее в нисходящем пике… И мне был необходим воздух. Ещё раз окинув презрительным взглядом собравшихся в столовой, под чьё молчаливое согласие произошла безобразная сцена с Астром, всех тех, кто бы мог остановить, но не остановил, я бросаюсь оттуда. Мне нужно пространство: здесь я задыхаюсь. Равнодушие и то, что слишком долго вдалбливали в головы жителей Небес: непризнанные — отбросы вселенной, рвут меня изнутри. И хотя Люцифер провозгласил равенство между всеми, ситуацию это никак не спасало. Либо равнодушие, либо издевательства. Я отведала и то, и другое. Благодарю, накушалась…
Бегу… Не знаю куда, не хочу знать. Ещё слишком слаба, но здесь же регенерация. Усмехаюсь: то, что не даст тебе сдохнуть. Крыльями даю размах и … Меня хватают и тянут к земле. В отчаянии еще одна попытка, вновь дергают сзади, уже ощутимо больно. Разворачиваюсь и вижу спокойное лицо Астарты. Чуть поодаль стоит Люцифер. Наверное, он бы мне нравился, если бы не его надменность, сквозящая в каждой чёрточке демонически красивого лица. Он молчит. А я перевожу взгляд на его верную подругу — ослепительную дьяволицу. Но мне мало видеть её наружную красоту, вижу нечто большее, от чего её глаза загораются: я тоже нравлюсь ей, но пока только поверхностно, как касание крыльев бабочки, как капли первых брызг слепого дождя… Я вижу её нутро, а она, кажется, еще не осознает, её интерес ко мне как-то связан с тем, кто высокой громадой стоит за спиной белокурой девушки. Демон, друг, нечто большее; то, что не разорвать узами даже настоящей любви, если такое случится и они будут не вместе. Это её, то, что знает только она, а теперь и я какой-то невероятной волею судьбы. Она хочет, чтобы я опустила глаза и перестала её рассматривать. Не могу себе отказать в удовольствии побесить девушку.
— Непризнанная, — произносит та и пересматривается с дьяволом.
— Угу, — отвечаю, — можно просто уродец Небес.
— Тон пониже, — демон злится, явно недоволен, как разговаривают с его подругой.
— А я думала, у нас тут у всех и со всеми мир, дружба и жвачка, мы сплетём венки из ромашек…
— Завали уже, — произносит Люцифер, почти не давая реакции. Забавно, что я его раздражаю ненамного сильнее, чем насекомое.
— Интересно, как тебе так повезло, что ты оказалась рядом именно с нашей стороной? — вопрос Астарты кажется мне странным. Повезло, конечно.
Она всматривается в меня, и чем дальше, тем больше непонимания в её глазах. Астарта не могла проникнуть в то, откуда бы могла черпать информацию обо мне. Я закрыта для неё, кажусь пустой. Усмехаюсь.
— Куда ты хотела лететь, а, Непризнанная? — вкрадчивым мягким голоском мурчит Астарта, но я чувствую предгрозовые раскаты грома, кроющиеся в высоких нотах её звонкого сопрано.
— На край Вселенной, бабочек ловить… — развязно начинаю я, но продолжить мне не дают.
— Слишком много говоришь, Уокер, — вижу, что Астарта отступает, когда Люцифер делает шаг ко мне навстречу.
Мой взгляд упирается в шею, и невольно узоры его замысловатых татуировок складываются в моём сознании в какое-то древнее заклинание. Я слышу колыбельную и вскидываю в изумлении на него глаза. Он силится понять меня. Разглядит ли что-то в сумраке тёмных глаз? Будет ли дано ему увидеть?
— Почему я не чувствую твоей энергии? Ты её прячешь? Скрываешь с помощью амулета? Кто ты такая и как здесь оказалась? — бархатный голос словно бы оглаживает границы моей ауры, дьявол не понимает, что со мной не так.
— Возможно, я — твой сон, Люцифер? — говорю, но фраза соскальзывает в хрипловатый шёпот.
Его густые чёрные брови озадаченно сводятся к переносице, и он медленно кивает головой. Движение воздуха за спиной, протяжный хруст и мгновенная боль, от которой я судорожно задыхаюсь, выкидывая руки вперёд и цепляясь мгновенно ставшими холодными узкими ладонями в расписные, сильные, даже жёсткие предплечья демона. И понимаю, что всё вокруг замедлилось, словно бы в замершей кинопленке. Всё. Только не он и я. Люцифер смотрит непонимающе и пытается оттолкнуть, но без желания отринуть. Любопытство. А что дальше? Что за границей, той, что закрыта и недоступна для его понимания? Возможно, я — одна из оттенков его игр разума? Еще миллиардная доля секунды, и мир вокруг нас приходит в норму. Боль вворачивается густой волной, а я, не размыкая рук и не отрывая взгляда, начинаю петь то, что читаю в его сознании, что нахожу в мрачных хитросплетениях лабиринта татуировок на его жёсткой смуглой коже: слово за слово, нота за нотой, хрипловатой патокой, вплетая в его слух, в память, в кожу, в сердце старое воспоминание и новое впечатление. Брови вскидываются в изумлении. Колыбельная его матери… Чувствую нежные прикосновения её к нему и обоняю горьковатый розовый запах в россыпи ванили. Любимые, оба, в целом мире… Мать показала ему как любить. Почему он затоптал в себе это чувство? Потому что…