Дочь Небытия (СИ)

— Что ты? — теперь его захлёбывающийся шёпот, теперь его горячие пальцы на моих руках, теперь его взгляд, буквально ввинчивающийся в мою пустоту, и как реакция на то, что не может понять — отторжение, жгучее любопытство и желание любой ценой узнать правду. Рождённый борцом, несущий свет, не самый лучший, но избранный, он никогда не отступит от своей цели. И вот я сама навела его прицел на себя.

Пожимаю плечами и сама чувствую свою пустоту. Кровь, тонкой рваной струйкою стекающую по спине из мешанины рубцов живого мяса взрытой кожи. Увожу взгляд в сторону и вижу изумлённую, раненную в самое сердце белокурую девушку, и это не только Люцифер, в её глазах отражаюсь и я. Она бы заплакала, но чужая колыбельная, которая поётся мною… Дьявол прерывает меня, замыкая мне рот ладонью.

— Не смей. Больше. Так. Делать, — даже не его слова, а тон голоса выдает бездну отчаяния.

Моё молчание. Его боль. Отчаяние Астарты. Лопатки саднят, но чувствую, что регенерация даёт знать о себе.

— Я теперь снова человек? — спрашиваю саму себя.

Люцифер и Астарта переглядываются, молча уходят, оставляя меня под тёплым солнцем равнодушных спокойных Небес, все благополучие которых зависит от кучки избранных, играющих на шахматном поле, забывших, что и пешка может стать королевой, только вот по чьим клеткам она будет ходить?

Я помню слова и мотив колыбельной, помню не своё, чужое воспоминание, поток боли и вины за то, что Люцифер был не в силах предотвратить. Так предначертано, так заведено, так должно быть, чтобы вытравить даже из самих клеток, из которых сотканы тела демонов, понятие «любви», любви как жертвы, хотя именно их матери жертвуют собой, когда высшие демоны желают появиться на свет. Демоны, в первую очередь, солдаты, те, кто поддерживает баланс сил Равноправия на стороне зла, тьмы, греха… Такое противоречие нахожу во всём этом, что кожей чувствую лукавство того, кто прописал правила. Зачем? Не сходится, словно бы не хватает другой силы, той, которая, возможно, примирит стороны…

Покидаю место, где я стала другой, как бы пропитавшись Люцифером, чем-то поделившимся со мной, сам того не желая. Мне показалось, что ему стало немного легче, а мне чуточку не пусто. Мисселина ничего не говорит, когда видит меня, её взор становится туманным, ей больно, она знает, что это такое — когда крылья рвут у только появившихся в этом мире.

— Ничего, ничего, — шепчет она, и её узкая ладонь проводит по моим плечам.

— Точно — пустота, — горько усмехаюсь я, привыкшая к пустым людям, пустым встречам, пустым событиям.

— Иди, я справлюсь сама, и приходи на ужин, — говорит ангел, она прощает за мою боль моё наказание.

— Нет, — говорю я, в голубых теплых глазах мелькает непонимание, во мне закипает злость, — я не просила твою жалость.

Мисселина чуть заметно кивает и показывает мне отхожие места. Она уходит, ей тоже не понять меня. А я начинаю хохотать, глядя на обычный клозет, каких бесчисленное количество на земле. Так чем же мы, бывшие жители земли, а здесь — непризнанные, отличаемся от вас, небожители? Но со своей работой я справляюсь хорошо.

Усталая, мешковатое платье липнет к телу, прохожу мимо столовой — Мисселина, немного смущенная, зовёт к ужину. Обвожу взглядом собравшихся к вечерней трапезе, происходящей на стыке сумрака и ночи, отрицательно качаю головой. Меня тянет на воздух так, словно бы он совсем другой вдали от лагеря. Ноги сами несут меня к водоёму, лёгкими ощущаю тяжёлый влажный запах с примесью осоки и сочных трав.

Кромка берега. Скидываю обувь, и голые тонкие ступни буквально проваливаются пятками в холодеющий песок. Знаю, что моё тело может регулировать температуру, но пока не знаю, как, пытаясь настроиться. Платье летит в сторону. У меня ничего не выходит, но мне уже не остановиться. Тёмные воды смыкаются на щиколотке, скользят по голени, захватывая стройное бедро, погружая по тонкую талию, топя грудь с мгновенно ставшими острыми навершиями, скрывая голову, утяжеляя цвет и без того тёмных волос. Я плаваю в этой бездне. Воды озера непроницаемы: я чувствую опасность, адреналин от неизвестности, таящейся под толщами потревоженной глади водоёма.

Мне бы надо было почувствовать его энергию раньше, но я настолько погружена в свои мысли и ощущения, что понимаю это, только когда растерянным взглядом пробегаюсь по словно бы стеклянной поверхности песка в ярком свете луны и невдалеке вижу Астра. Он сжимает, комкает в ладонях моё и без того уродское платье. Вижу его жадный до меня взгляд. Он уверен в себе до безобразия, но он не знает меня, не знает, что мне нравится то ощущение беды, что сейчас разлилось в воздухе. Но я боюсь, и в этом моё противоречие. И то, что он видит в моих глазах, пугает и его, вижу, как это отражается в нем.

— Отдай мне тряпку, — произношу я, стараясь говорить четко.

— Зачем? — произносит он, фальшиво удивляясь. — Как я понял из нашего утреннего разговора, ты прониклась мной.

— Да, кашей по твоему лицу, — мне становится смешно, и я думаю, он и вправду идиот.

— Это страсть, непризнанная? — он смотрит мне за спину, видя, что крыльев больше нет.