Дочь огня

— Нет, нет, я с удовольствием выполню ваше поручение, — ответил Асо и вышел на улицу, но не успел пройти и несколько кварталов, как его нагнал Гуломали.

— А я тебя ищу, — запыхавшись, сказал старик, потирая поясницу. — Пошел к хаузу, говорят, ты ушел к Камоледдину, пришел туда, а тебя уже и след простыл. Едва догнал.

— А что это я так срочно понадобился? — улыбнулся Асо, приветливо глядя на старика. Гуломали с опаской огляделся и тихо спросил:

— Где твой приятель — перс?

— Не знаю, а что случилось?

— Вечером у меня дома соберутся друзья-ткачи.

— А кто будет?

— Не беспокойся, перс знает.

— А в доме, где мы раньше жили, кто-нибудь поселился?

— Нет, дом пустой. Да ты не волнуйся, мы тоже не маленькие, кое-что повидали в жизни…

— Ладно, если встречу, приведу обязательно.

— Нет, так не пойдет, встретишь не встретишь, а приведи обязательно. Чтобы люди зря не ждали.

— Хорошо, приведу, — пообещал Асо и, попрощавшись со стариком, пошел домой.

Ворота, как всегда, были закрыты изнутри. Асо позвонил. Дверь открыл ювелир и, увидев Асо, радостно улыбнулся.

— Заходи, заходи, сынок, проголодался, наверно. Сейчас будет плов.

— Плов на завтрак? И зачем вы только возитесь с этим?

— А у меня гости.

— Я сейчас от Камоледдина Махдума, он просил вас передать Алимходже и ака Махсуму, чтобы они сразу же пришли к нему. Какое-то срочное дело.

— Алимходжа как раз здесь. Зайди и скажи сам.

— Нет, нет, я не зайду, у меня еще дела.

— А плов как же?

— Вот вернусь…

Асо вышел на улицу, ювелир закрыл за ним ворота и вернулся в дом. Гости были заняты приготовлением плова: кто резал морковь, кто чистил рис, кто перебирал изюм.

Здесь был Алимходжа, один из крупнейших ученых Бухары. Много лет провел он в Аравии, Индии и Афганистане. Там он изучал медицину, философию, вернулся на родину образованным врачом. В Бухаре Алимходжа постепенно сблизился с ювелиром, с Камоледдином Махдумом и его друзьями. Был он человеком передовым, много думал о судьбах своего народа, мечтал о просвещении, о прогрессе.

Рядом с ним чистил морковь Анвар-джан — известный в городе каллиграф. Он писал стихи под псевдонимом Котиб. Дружба его с ювелиром отчасти основывалась на близости профессий: ювелир работает с золотом и серебром, а каллиграф — с золотом и эмалью.

Были здесь еще мастера по выделке кожи кори Шариф и Вафо-джан, специалист по каракулю.

— Кто приходил? — спросил Алимходжа ювелира.

— Асо, водонос. Камоледдин Махдум просил вас срочно зайти к нему. Я сказал, что вы придете после плова.

— Очень хорошо, — сказал Анвар-джан. — Что у него там может быть срочного?

Еще одна партия в шахматы?

— Да нет, — возразил Алимходжа, — видно, что-нибудь серьезное, иначе он не стал бы специально за мной посылать. Но все равно, пока плов не будет готов, никуда не пойду.

— Не понимаю я Камоледдина Махдума, — заметил Вафо-джан. — Кто его заставляет называться джадидом и заниматься совсем неподходящими для него делами?

— Это своего рода сделка, — сказал ювелир.

— Да, сделка, — вздохнул Анвар-джан, — которую человеку приходится заключать со своей совестью. Когда чаша переполнится и забурлит, все, что находилось на дне, приходит в движение, всплывает наверх, а то, что наверху, идет ко дну. Так и с людским обществом: когда оно волнуется, появляются камоледдины и люди, подобные им.

Все молча слушали Анвар-джана, продолжая заниматься своим делом.

— Но стоит волнению усилиться и превратиться в бурю, камоледдины или погибнут, или спрячутся в кусты, чтобы спокойно ее переждать и вновь опуститься на дно.

— Но все же младобухарцы делают доброе дело, заметил кори Шариф.

— Правильно, — согласился Алимходжа, — сейчас самое главное — разбудить народ, приобщить его к культуре, научить хотя бы читать и писать.

— Приобщить к культуре, — горько усмехнулся Вафо-джан. — Да людей надо сначала накормить! Найдите раньше способ увеличить урожаи, дайте воды, на пересохшие земли дехкан, оденьте оборванных детей, вылечите их от болезней, а потом можете разглагольствовать об образовании, о культуре…

— Это дело государства! — продолжая какой-то давнишний спор, возразил Анвар-джан. — Этим должны заниматься эмир, кушбеги, об этом должны заботиться власти, столпы государства.

— Столпы государства… — иронически повторил Вафо-джан.

Его прервал громкий, требовательный звонок. Все замолчали. Ювелир быстро поднялся и пошел открывать. У ворот стоял девонбеги. Это был толстый, неповоротливый мужчина с огромным животом и короткой шеей. Длинная черная борода, казалось, начиналась у самых глаз. За ним стояло еще несколько человек.

— А, Тахир-джан, — забасил он, бесцеремонно входя во двор. — Чего это ты днем запираешься, боишься, что ли, кого?

— Времена теперь неспокойные, — ответил ювелир. — Вы изволили прийти за…

— Да, да, угадали, — прервал его девонбеги. — Эй, Гафур, пошли?

— В доме гости, — осторожно, чтобы не обидеть девонбеги, сказал ювелир. — Я вам сейчас сам вынесу.