Дочь пекаря

Солдат посмотрел на штандартенфюрера, тот махнул рукой, и гестаповцы вышли вон.

Мама и папа потеряли дар речи.

– Невеста? – переспросил папа.

Так и было принято решение.

Золотое кольцо с рубинами впечатлило родителей. Ничего подобного у них в доме не водилось. Мама предположила, что Йозеф купил кольцо в Париже, но Элси-то знала правду.

И вот теперь она опустилась на колени у стены:

– Тобиас?

Стенная панель чуть сдвинулась.

– Ты умеешь читать на иврите? – Она сняла кольцо. – Что здесь написано?

Из щели вылезла рука. Тобиас взял кольцо, повернул к пыльному свету.

– Ну? – спросила Элси.

Молчание.

– Слишком потертое?

– Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой – мне[31]. – Голос ясный, певучий. – Песнь Песней.

Пятнадцать

Вокзал Гармиша

Германия

6 января 1940 года

Капитан Йозеф Хуб получил субботнюю увольнительную и ранним поездом отправился в Гармиш. Он подружился с секретаршей партийного архива, жуткой сладкоежкой, чему доказательством цветущие прыщи. Несколько месяцев флирта, крепелей[32] в сахарной пудре и осторожных намеков – и он уломал ее показать ему личное дело Петера Абенда. Там он нашел адрес.

Он вгляделся в пеструю карту города на вокзальной стене. Четыре года назад, в 1936-м, он стоял на этом самом месте. Шли зимние Олимпийские игры, вокзал кишел народом. Развевались флаги, раздавались хвалы новому гитлеровскому стадиону, бесновались толпы болельщиков, норовивших поглядеть на спортивных кумиров. Теперь станция пустовала – горстка пассажиров, и только.

Поезд скрежетал и щелкал, словно его поразило артритом. Йозеф с облегчением вышел на платформу и вынул бумажку с адресом: герр и фрау Абенд. Сдают комнаты лыжникам и отдыхающим парам. Владельцы маленькой гостиницы, гласило личное дело Петера. Простые трудолюбивые провинциалы. Двое детей, Петер и Труди. Петер старший.

– Багаж, офицер? – спросил носильщик.

– Нет. – Йозеф убрал бумажку. – Когда последний поезд на Мюнхен?

– В девять.

Осталось двенадцать часов, но хорошо бы управиться пораньше.

– Как попасть на Шницшульштрассе?

– Прямо вперед, – указал тот. – Найти вам такси?

Йозеф поправил фуражку.

– Пройдусь, это полезно.

Носильщик пожал плечами и объяснил, как идти.

На самом деле Йозефу нужно было время. Подготовиться. Целый год он ждал и боялся этого дня, день пришел, и он был совсем не такой, как представлялось Йозефу. Слишком теплое, солнечное для января утро. Йозеф воображал холод, уныние – под стать своему настроению. Вместо этого субботний город полнился торговой суматохой, запахом свежего хлеба и печного дыма. На булыжной мостовой гонялись друг за другом ребятишки, звенели колокольчики у дверей лавок, дамы на каблуках и в шляпках с перьями сновали туда-сюда. Две девушки улыбнулись ему и между собой захихикали. Мясник вылил в сточную канаву ведро розовой воды.

– Доброе утро, хауптштурмфюрер.

– Доброе утро. – Йозеф остановился и посмотрел, как называется улица.

– Вам помочь?

– Я ищу Шницшульштрассе, трактир Абендов.

– За углом. Фрау Абенд готовит восхитительный суп из барашка. Мясо берет у меня. Вам понравится, я вас уверяю.

Йозеф кивнул. Обедать он не собирался.

Той ноябрьской ночью он не смог побороть ярость. Потом устыдился за свою недальновидность и отсутствие выдержки. Петер был прав. Они всего лишь евреи. Но несмотря на все, что Йозеф слышал, читал и проповедовал сам, несмотря на партийный догмат, гласивший, что евреи – проклятая раса, Хохшильды были его друзьями и учителями, добрыми и хорошими людьми. Он не мог отринуть это, как не мог отрицать и смерть Петера. И то и другое подлинно, хотя Йозеф в этом никогда бы не признался. Теперь он армейский капитан и делает быструю карьеру. Петер ослушался старшего по званию. Дисциплина и вера – вот догматы, на которых все стояло.

Но как ни ищи оправданий, ему было не по себе. Уже год его терзали мигрени. От жгучей боли в глазах все дрожало и сжималось в темный туннель. Часами он лежал в оцепенении, чуть дыша; вот что, наверное, чувствовал Петер под его руками и фрау Хохшильд в своей могиле. Он молился Богу о смерти во сне, но с рассветом вставал, надевал форму и шел служить дальше. Старший офицер обратил внимание на его худобу и бледность и отправил к эсэсовскому врачу, который прописал инъекции метамфетамина и велел обращаться, если замучает тревога или усталость. Мигрени прекратились, но от бессонницы наркотик не помог. Ночами Йозеф бодрствовал, шагая взад-вперед по комнате, вновь и вновь перечитывая «Майн кампф». Тогда доктор прописал еще и снотворное. Эта комбинация, казалось, сотворила чудо – Йозефу снова полегчало. Но вот кошмары… Он слышал шепот сына герра Хохшильда, снова чувствовал, как замирает пульс Петера под пальцами. Очухивался в поту и содрогался, понимая, что этот сон – реальность.

Может, визит к Абендам заглушит ропот призраков, снимет бремя Петеровой смерти. Вина влекла Йозефа, как огонь – мотылька.

Он постучался в дверь.

– Да? – Ему открыла девочка-подросток. Видимо, Труди.

– Я ищу герра Абенда.