Дочь пекаря

Один молодой солдат не удержался от улыбки, найдя в витрине папин шварцвальдский торт, давно зачерствевший и осевший. Несмотря на почтенный возраст и потрескавшиеся бока торта, лицо солдата озарилось, на щеках показались ямочки. Элси невольно улыбнулась в ответ. А потом случилось вот что: его товарищи увидели, как они оба улыбаются, и тоже разулыбались, и сказали что-то другому солдату, и тот засмеялся, и хорошее настроение растеклось, как масло по горячей булочке. И вскоре все солдаты, будто рождественским утром, делили торт и заворачивали черствые ломти в оберточную бумагу. Элси это понравилось. Давно не случалось в ее жизни эдакого общего веселья, пусть краткого, и она была отчасти довольна судьбой торта.

Папа во время вторжения пребывал в мрачном негодовании.

– Надеюсь, они им отравятся, – тихо пробормотал он. Это был его торт, его хлеб, его собственность, расхищенная вражескими солдатами.

Мама, боясь конфискации, закопала обручальное кольцо в укропной рассаде на окне. Однако солдаты ограничились тортом, вреда почти не причинили и семейных драгоценностей не тронули. По пути к двери солдат, нашедший торт, кивнул и сказал: «Danke schoön». Элси, само собой, ответила: «Bitte schön».

Как только они ушли, папа прочел Элси мораль. Это инородцы, сказал он, сейчас они улыбаются и едят наши сласти, а в другой раз изнасилуют и убьют. Но она уже видела, как этим занимались ее сограждане. Она стояла на пороге смерти, пережила бесчестье. Папа не представлял себе, что с ней случилось, а скажи она – не поверил бы. Улыбка пришлых людей – меньшее зло. Папа немолод, у людей его поколения не осталось сил. Теперь Гитлер умер, нацизм пал, Германия под контролем союзников. Если их семья хочет выжить, придется подружиться с этими новыми лицами – этими иностранцами. Элси одна это понимала и была готова действовать.

Сегодня в пекарне пусто и тихо. У папы хватило орехов и сухого пайка, чтобы испечь булки, но никто не пришел. Горожане сидели по домам, страшась танков, солдат и неопределенности.

– Что с нами сделают? – спросила мама в пространство.

Они вчетвером собрались в пустой пекарне, сквозь витрину глядели на неузнаваемые улицы – обломки, мусор, иноплеменные лица. Все это напоминало Элси веселую процессию на традиционных масленичных гуляниях, только они сейчас не веселились, а наблюдали.

– Макс? – не отставала мама.

Папа читал Мёллера, «Год братства»[67].

– Они и сами не знают, что с нами делать. – Он даже не поднял глаз от страницы.

Мама пробормотала молитву и глотнула холодного чаю из ромашки. Юлиус прятался за укропной рассадой и целился в прохожих указательным пальцем. Элси в дверях наблюдала пеструю уличную сценку.

Американские солдаты собрались возле фонтанчика с питьевой водой и делились сигаретами. Их жизнерадостные, бодрые голоса просачивались в приоткрытые окна. Черноволосый солдат стукнул пачкой о запястье, и сигарета оказалась у него во рту. Жест напомнил Элси Уильяма Пауэлла, да она так и смотрела на них – как на актеров в кино. Захватывающе, пленительно.

Солдат перехватил ее взгляд. В груди у нее вспыхнул жар, щеки загорелись. Элси отвернулась. С Пауэллом такого не случалось.

Солдат снаружи засмеялся:

– У нас есть зрители!

Элси уставилась в пол, чтобы мама и папа не заметили, как она вспыхнула. Под дверью лежал клочок белой бумаги, незаметный и грязный, вот только края ровные – значит, не мусор. Она подняла его, развернула и сразу узнала почерк Йозефа.

– Что там? – спросила мама.

– Ничего. Мусор занесло под дверь. – Элси скомкала бумагу в кулаке. – Если больше никто не собирается есть наш хлеб, тогда я сама поем. Папа?

Он что-то пробормотал над книгой, и Элси ушла в кухню. Там, в углу у печи, она развернула записку.

Элси,

У нас есть друзья, они отвезут нас туда, где климат благоприятнее. Не бойся. Мы вместе начнем новую жизнь. Знаю, тебе нелегко оставить семью, но они не состояли в партии, потому их не тронут. Что касается нас, то мы должны покинуть Германию как можно быстрее. Жду тебя в шесть на вокзале. Возьми с собой только самое необходимое. Впереди долгое путешествие.

Твой муж Йозеф