Дочь полковника

– Когда речь идет о твоей дочери, ты невыносимо сентиментален, как все глупые старики, – уязвила его Алвина. Неизвестно почему, у нее все внутри восставало при мысли, что ей придется «давать советы» Джорджи в подобного рода вещах. Это обязанность мужа, а не матери!

– И все-таки я полагаю, – продолжал полковник с обычной тяжеловесностью, однако в его голосе появилась та несгибаемая властность, которой Алвина к своей досаде всегда невольно уступала, – подготовить ее необходимо. Я вовсе не требую, чтобы ты ранила ее… ее целомудрие. Но я полагаю, тебе следует иногда обронить намек-другой, знаешь ли. Указать ей кое на что с женским тактом, а?

– Не преждевременно ли? – растерянно возразила Алвина.

Ты только что утверждала обратное, – сказал Фред. – Если ты убеждена, что они поженятся, то я убежден, что девочку необходимо немножко подготовить.

– Ну, хорошо, я с ней поговорю, – буркнула Алвина.

Наступило новое молчание. Тишину теперь нарушали только шорох материи в руках Алвины, постукивание ночных осенних бабочек о стекла там, где занавеска не была задернута, да хриплое старческое дыхание Фреда.

– А в доме без Джорджи будет пусто, – медленно произнес он.

– Хм! – отозвалась Алвина, не слишком довольная этим косвенным упреком по ее адресу. – Ей уже давно пора выйти замуж и обзавестись собственным домом. Не будь эгоистом.

– Да-да, – торопливо пробормотал полковник. – Дала. Конечно, нельзя быть таким эгоистом.

Снова наступило молчание, и полковник снова предался созерцанию нарисованных цветов. Куда Алвина девала брильянтовую брошь, которую он подарил ей к свадьбе? А да! Потеряла на пароходе, когда возвращалась из Кейптауна. Ну, в то время, когда она дьявольски интересовалась этим лекаришкой. Взять да и потерять самую дорогую реликвию их счастливых дней – как это на нее похоже!

– Жаль мне, – произнес он вслух, – что мы больше ничего не можем сделать для девочки.

– В каком смысле?

– В смысле денег и вообще. Я рад был бы дать ей приличное приданое и… и положить на ее имя какой-нибудь капитал.

– Ну, раз не можешь, так не можешь.

– Боюсь, я позволял себе кое-какие лишние траты, – с сожалением сказал старик, – а уж армия совсем не расщедрилась.

– Чего же ты ждал от политиков? – Алвина задала этот риторический вопрос с удивительно злобным ударением на последнем слове.

– Я ничего не ждал, – спокойно ответил полковник. – И ничего не получил, даже ордена Бани, хотя почти У всех моих однокашников по Сэндхерсту он есть.

Алвина промолчала. Ей надоело утешать полковника, потому лишь, что его обошли этой почетной наградой, отсутствие которой терзало его куда сильнее, чем мысль о бедности.

– Но все-таки, – сказал он, приободрившись, – что-то мы сделать могли бы.

– Что?! С нашим доходом, со всеми нашими долгами?

– Я брошу курить, и, как только Джоффри уедет, – ни капли виски! – решительно заявил Фред.

– Само по себе это прекрасно, – признала Алвина, – но экономия будет невелика. А как с игрой на скачках и с Лондоном?

Полковник стукнул кулаком по костлявому колену.

– Больше ни единой ставки… После следующей недели – тут уж выигрыш абсолютно верен. И мы могли бы занять еще фунтов сто под вторую закладную на дом.

– Хм? – с сомнением произнесла Алвина.

– И, – объявил полковник в припадке великодушия, – я откажусь от членства в клубе.

Алвина уставилась на него в немом изумлении. Клуб, причина стольких слез и ссор! Клуб, знаменовавший для полковника последний отблеск воинской славы! Клуб, ежегодный взнос в который – двадцать гиней, – причинял такие муки! Он откажется от клуба! Конец поездкам в Лондон и свиданиям с раздушенными генералами и адмиралами!

Она молча клала стежок за стежком, а полковник в глубокой задумчивости разглядывал цветы. В конце концов он зевнул и встал – неуклюже и скованно, как деревянная кукла.

– Спокойной ночи, – сказал он. – Меня что-то в сон клонит.

– Спокойной ночи, – ответила Алвина, не поднимая головы от шитья.

Джорджи уже засыпала, когда в ее дверь властно постучали. Она с тревогой приподнялась на постели.

– Войдите, – испуганно сказала она. – Кто это?

– Только я.

– Мама! Я тебе зачем-нибудь нужна?

– Нет, деточка. Я просто…

Недоумевая, Джорджи ждала продолжения.

Алвина сделала над собой титаническое усилие.^-

– Джорджи!

– Я слушаю, мама.

– Если ты когда-нибудь выйдешь замуж, не забывай, что некоторых очень неприятных вещей избежать нельзя. Просто не обращай внимания. Я не обращала.

И она исчезла.

2

Джорджи и Джоффри усердно трудились, выравнивая лужайку для того, чтобы часовой гольф мог служи источником удовольствия, а не оставался всего ли священнодействием. Джорджи лишний раз убедилась, насколько Джоффри «неподражаем»: работать с ним был так приятно! Он всегда точно знал, что нужно делать, и делал это отлично, а ей поручал что-нибудь интересное и не очень трудное. Если она допускала промах, он не сердился и не смеялся над ней, но подходил и исправлял – так мягко и терпеливо.