Дочь Пожирательницы грехов

Я со стыдом поняла, что неправильно истолковала записку, и он понял, что я не прочитала ее, что я не могла прочитать. Я замешкалась, он протянул руку к записке, и я вжалась в стену. Он замер, руки перед ним. Он медленно двигался ко мне, я не шевелилась, глядя на него. Когда он оказался на расстоянии шага от меня, он потянулся за запиской, и мое сердце за ребрами замерло. Мгновение растянулось, а потом он сделал шаг назад и, глядя на меня, развернул записку.

- Леди Твайле. Прошу прошения. Мои действия прошлой ночью были неуместными, вы такого отношения не заслужили. Я знаю, что не имею права спрашивать с нас, и я приношу извинения от чистого сердца за оскорбление. Знаю, только это не исправит моего поступка, но эта записка станет одним из проявлений моей верности к вам. Я лишь ваш скромный слуга, Лиф.

Он сложил записку и опустил на комод, отойдя в сторону. Он смотрел на меня, и мне пришлось отвернуть голову, чтобы обдумать все без его взгляда, пульс шумел в ушах, я приходила в себя от его близости. Дело было совсем не в записке.

- Почему? – вырвалось у меня. Он все еще смотрел и ждал.

- Что, миледи?

- Почему тебя волнует то, что я не поужинала? Ты мой страж, а не опекун. Что с того, что я не поела?

Румянец проступил на его щеках.

- Я…

- Да?

- Простите, миледи. Дело не в вашем аппетите, а в трате.

Снова это слово. Я нахмурилась, а он продолжал.

- Это меня разозлило, нет, опечалило. Печально видеть, что хорошую еду отдадут свиньям. Мне не стоило себя так вести. Но сестра… У нас почти ничего нет дома. Потому я работаю здесь. И когда вы сказали… - он замолчал, выглядя жалко, и я поняла. И у меня была сестра, и почти ничего не было дома, и хотя я знала, что из-за меня теперь она ест хорошо, что теперь она проводит часы на пирах, где не бывала раньше. Я не думала о ней, когда отказывалась от еды, не думала ни о чем таком. Я забыла о страхе голода. Я забыла о ней.

- Прости, - прошептала я.

Он покачал головой, решив, что я извиняюсь перед ним.

- Нет, нет. Пожалуйста. Я виноват, не вы. Потому я должен был извиниться, миледи, - он протянул руку. – Примите эти цветы.

Я вскинула руки, чтобы остановить его.

- Можешь положить их на комод.

- Вы не заберете их у меня, миледи?

- Лиф, ты знаешь, что я не могу…

- Я не дам вам коснуться меня, миледи.

- Ты не понимаешь…

- Вытяните руки, и я сам опущу букет.

Я покачала головой.

- Прошу, не делай этого, Лиф. Оставь их на комоде.

Он был таким печальным и пораженным, что я не могла вынести этого. Я хотела ответить ему на его признание.

- У меня тоже есть сестра, - выпалила я. Он замер, глядя на меня. – Мэрил. Ее зовут Мэрил.

- Сколько ей лет? – спросил он через миг.

- Сейчас одиннадцать, - сказала я. – Я не видела ее с тех пор, как ей стукнуло семь. С тех пор, как я здесь.

- Совсем?

- Я не могу. Это разозлит богов, - сказала я. – Чтобы стать Донен Воплощенной, мне пришлось оставить все позади.

- Но вы скучаете? – тихо спросил он, и я кивнула. – Уверен, она тоже скучает.

- Если помнит, - сказала я тихо, как и он. – Семь – маленький возраст. И мы тогда мало общались. Вспоминать толком нечего.

Лиф скользнул по мне взглядом.

- Люди не забывают любимых, – сказал он. – Это не зависит от возраста, от длительности знакомства, любовь всегда запоминается. Она вас помнит.

Он поклонился и собрался уходить, но что-то дрогнуло у меня в груди.

- Погоди, - я сглотнула комок в горле. Я подставила ладони под его, стараясь сделать так, чтобы они не дрожали. Он заглянул мне в глаза и опустил цветы в мои руки – штокрозы, анемоны и лаванда мягко упали на ладони, пока у него не осталась одна веточка лаванды. Его зеленые глаза вспыхнули, он посмотрел на меня и протянул веточку мне, сжимая лишь большим пальцем и указательным.

И я приняла веточку.

Я собрала все остальные цветы в левой ладони и сжимала так, словно это было жизненно важно. Это было глупо и опасно, но сердце трепетало в груди, как птицы в кулаке. И хотя я знала, что это опасно, я понимала, что так нужно было сделать. Он отплачивал за свой грех злости, и мой признание и принятие цветов отплачивало мой грех неблагодарности. Должно быть равновесие, каждый грех нужно искупать. Мы были квиты.

Когда он отпустил, оставив веточку у меня, я уставилась на лаванду с потрясением, он поклонился и собрался оставить меня завтракать.

- Вы меня не раните, - тихо сказал он, открывая дверь. – Я это знаю.

Он закрыл дверь, а я думала о Тиреке.

Глава 7

Первая неделя уединения была сносной, я занимала себя, пела, рисовала силуэты для вышивки, молилась, так что время было куда тратить. Я не смотрела на окно, опускала голову, сосредоточившись на заданиях, притворяясь, что все в порядке.