Дочь Птолемея

- И яд, и укус змеи мгновенно и безболезненно лишат тебя сознания. Можешь мне поверить, это испытанный и надежный путь покинуть этот грешный мир.

Дидим, размышляя, склонил голову к груди. Собственно, он ожидал, что все закончится именно так. Клеопатра, богом избранная решать участь любого человека, находящегося в её власти, предлагала ему наиболее легкую смерть, и с её стороны это было благородно, ибо Дидим считал себя особым человеком, какими были Платон и Эпикур, и поэтому к её предложению отнесся без волнения и с должным почтением.

- Ну что ж, - согласился он спокойно, будто речь шла об обычном выборе поступка: сидеть или стоять, идти или пускаться в бегство. - Коли мне суждено принять смерть из твоих рук, госпожа моя, пусть она будет сладкой. Я выбираю аспида.

- Так я и думала. Ты мудр, как Урий. Хочешь приобщиться к вечности, как приобщаются только змеи: при помощи фиалки-яда йозиса. Мне это понятно. Чтобы воскреснуть, нужно умереть. Умереть в образе змея, который кусает себя. Твой выбор, как всегда, безупречен.

Она слегка развернулась в сторону своих служанок и четко, не повышая голоса, проговорила:

- Какой из них ты повелишь поднести тебе аспида?

Дидим вгляделся в милые лица двух юных созданий. Одинакового роста, стройные, с черноволосыми головками, они держали в обеих руках по корзиночке с крышками и являли собой божественную невозмутимость. Поднявшийся ветерок дергал коротенькие юбчонки - единственную одежду на их голых телах - и шевелил волосы. Он переводил свой взгляд с одного лица на другое и вдруг определил, что девчонка, стоявшая слева, была с ним этой ночью и что это не кто иная, как Ишма, любимица Клеопатры. Он направил взор в её глаза, и она улыбнулась, или ему показалось, что улыбнулась, потому что улыбка скользнула по её губам настолько быстро, что он даже засомневался, была ли она вообще; тем не менее это помогло ему сделать выбор. Он подумал: "Она выбрала меня ночью, я выберу её днем". И указал рукой.

- Пусть она!

Ишма, ступая осторожно, поднесла ему корзиночку на вытянутых руках, точно там было что-то жидкое, которое она боялась расплескать. В корзиночке слышалось сухое шуршание, свидетельствующее о том, что в ней сокрыто живое существо.

Так же осторожно Дидим принял корзиночку и опустил на землю подле своих ног.

Стоявшие молча смотрели на него.

Ближе всех находилась царица. Лицо её было спокойно-строго. Она ждала, наблюдая за ним из-за полуопущенных длинных ресниц.

Дидим вздохнул, он все ещё не мог решиться.

Клеопатра разомкнула губы:

- Ты не знаешь, как это делается, Дидим? Или робеешь? Но ты же философ! Не ты ли мне говорил, что не боишься смерти. Пока ты есть, нет смерти. Когда смерть явится, не будет тебя. Смелее, мой друг! Открой крышку и сунь руку! Если змея спит, схвати её за хвост или голову и потаскай. Укус - мгновенен. Смерть - быстротечна, как ручей. Поверь, из всех видов смерти я выберу именно этот, если мне придется когда-нибудь самостоятельно уйти из жизни.

- Лучше не умирай, прекраснейшая, - произнес Дидим печально. - Какая бы ни была жизнь, она все-таки здешняя, земная, а другой не будет. Мы все умрем. Придут иные люди. И все будет иное. Но мы уже не будем знать об этом. Да не беда. - Он улыбнулся царице и облизнул сохнувшие губы. - Я счастлив, что умираю на твоих глазах. И спокоен, ибо знаю, что ты прикажешь меня похоронить как подобает. Прощай, милая царица! И знай: я тебя боготворил. Благодарю богов, что жил в Александрии в одно с тобою время. Да.

Мелкий пот бисеринками выступил на его большом выпуклом лбу. Он глубоко вздохнул, чтобы в последний раз почувствовать вкус воздуха, напоенного запахами роз и листвы, и вдруг улыбнулся, как ребенок, ласково и беспечно.

Он закрыл глаза и пошептал молитву. За это время ни одна черточка не дрогнула на лице Клеопатры; она была точно каменная - неподвижная, бесстрастная. Лишь складочки одежды колыхались на ней от несильного порыва ветра.

Дидим склонил голову, отвел со лба прядь волос, мешавшую смотреть, и поднял плетеную крышку. Он сунул кисть руки в глубь корзинки и нащупал сухую листву. Она ломалась и крошилась под его пальцами, превращаясь в труху.

Он пошарил по ребристому дну и уголочкам - одни листья и веточки. Змеи не было.

- Она пуста, - едва шевеля пересохшими губами, прошептал он, вмиг покрываясь холодным липким потом, хитон прилип к его спине. - Здесь ничего нет.

Дидим был одновременно поражен и удручен этим обстоятельством. Перевернув корзиночку, он потряс ею и высыпал содержимое себе на колени мелкая сухая труха, пахнувшая вянувшей листвой. "Ничего", - едва слышно выговорил он.

Вторая девушка, стоявшая рядом с Ишмой, подняла крышку и перевернула корзинку; из неё выпала небольшая змейка песчаного цвета с белыми и черными пятнами и тут же скрылась в траве - только её и видели.

- Вот твоя судьба, Дидим. Богу угодно, чтобы ты остался жить, хитрый лис. Что касается меня, то скажу откровенно: ты мне тоже нужен живой!

Дидим тихо проговорил:

- Во всем Египте никто не сможет сравниться с тобой умом, прекраснейшая! За что мне такая милость?!