Дочь Рейха

Я сижу в дальнем конце класса, где нам опять читают «Майн кампф». Так решила фрау Шмидт, когда половину школьных учителей уволили за обращение к негерманской литературе. Вообще-то, мы читали ее в прошлом году. Теперь перечитываем. Книга длиннющая и еще в первый раз показалась мне местами очень затянутой. Теперь от нее просто хочется спать. Но приходится слушать снова, одну тягомотную главу за другой.

Хорошо хоть фрау Шмидт не пытается больше обсуждать с нами прочитанное. И декламирует не все подряд, а выборочно – самые примечательные фрагменты.

– «Задумаемся, как долго он грешил против народа, веками выжимал из него соки и пил его кровь; более того, задумаемся над тем, как народ постепенно выучился сначала просто ненавидеть его за это, а затем и считать самое его существование не чем иным, как наказанием, посланным Господом людям, и тогда мы поймем, насколько тяжела такая перемена должна быть для еврея». – Фрау Шмидт упорно продолжает читать, не замечая, слушают ее ученики или нет. – «Черноволосый еврейский юноша терпеливо подстерегает свою добычу, с сатанинским упорством следя за ничего не подозревающей девушкой, которую он планирует соблазнить, осквернить ее кровь, оторвать ее от собственного народа. Еврей пользуется всеми средствами для того, чтобы подорвать расовые основания жизни покоренного народа…»

Каждый раз, когда я слышу слово «еврей», перед моими глазами встает лицо Вальтера.

Неужели и за его чеканными чертами, нежной персиковой кожей и впрямь свил себе гнездо сатана?

– А что, если волосы не черные? – спрашиваю я у фрау Шмидт, когда она кивает, увидев мою поднятую руку.

По классу прокатывается шелест: все девочки, как одна, дружно поворачиваются ко мне.

– Я не совсем поняла твой вопрос, Герта. – Фрау Шмидт умолкает и снимает очки.

– Я хотела сказать: а что, если он блондин и совсем не похож на еврея. Но все же еврей. Что тогда?

Учительница ошеломленно моргает, не зная, что сказать в ответ.

– Что, если он выглядит как ариец, – упорно гну свое я, – и ведет себя тоже как ариец? У него прекрасные манеры, он обходителен и смел. Что, если он верит в Германию так же, как сами немцы? Представляет ли он опасность тогда?

Класс затаил дыхание.

Тридцать пар глаз неотрывно смотрят на меня.

– Почему ты задаешь такой вопрос, Герта? – Голос фрау Шмидт вот-вот сорвется, на щеках выступают красные пятна. – Ты ведь и сама прекрасно знаешь ответ, разве нет? Нет никакой разницы, как именно еврей выглядит. Его истинная суть не меняется от того, под каким обличьем она скрыта. Его кровь дурна, его мозг ущербен, а его намерения корыстны независимо от цвета его волос. – Пальцы фрау Шмидт так крепко вцепились в крышку учительского стола, что костяшки стали совсем белыми. – Надеюсь, ты получила исчерпывающий ответ на свой вопрос, – добавляет она и снова водружает очки на нос.

Она боится, что я проверяю ее. Знает, кто мой отец, и думает, что я на нее донесу. Сегодня учителя больше боятся учеников, чем наоборот.

– Да. Мне все совершенно ясно. Спасибо.

Эрна толкает меня в бок.

– Зачем ты спрашивала? – шепчет она, а я только пожимаю плечами: я сама не знаю ответа.

Придя домой после школы, я поднимаюсь к себе и достаю из-под матраса дневник. В пределах его покрытой геометрическим орнаментом обложки я могу быть абсолютно честна с собой. Дневник – мой единственный настоящий друг, проверенный товарищ, и в нем я пишу:

Как я скучаю по тебе, Карл! Без тебя дом стал совсем другим. Воздух в нем застоялся и застыл, и только твое тепло и энергия могут его согреть. Иногда скрипнет половица или зашелестит штора на сквозняке, и мне вдруг покажется, что это ты. Оглянусь – никого. И тогда я думаю, что это, наверное, души прежних хозяев, их горе, запертое в этих стенах, впитавшееся в кирпичную кладку, сочится из них наружу и отравляет нашу жизнь. Пожалуйста, возвращайся скорее…

Внизу, в холле, звонит телефон.

– Хочешь пойти в кино на «Операцию Михаэль?» – узнаю я сквозь треск голос Томаса.

– Настроения что-то нет.

– Пожалуйста, пойдем, Хетти. Я уже пригласил Эрну, и она согласилась. Это военная картина, – добавляет он, как будто против такого аргумента я точно не смогу устоять.

Впрочем, что угодно лучше, чем думать без конца о той девочке и о ее мерзкой мамаше, похитительнице чужих мужей, а еще о Вальтере и его злосчастном Кафке, который так и лежит, нечитаный, под моим матрасом.

Эрна и Томас ждут меня у кинотеатра.

– Быстрее, улитка! – кричит Эрна и машет мне рукой, когда я выскакиваю из трамвая и бегу к ним. – Начало через пять минут.