Дочь реки

Гроза отвернулась от нее, снова скользнув взглядом вдоль озерной глади, в которой так ясно отражались деревьи и острая осока по краю берега. Можно было догадаться, что мать не сможет или не захочет помогать. Такова ее суть: она делает то, что завещано богами с самых незапамятных времен. Коснулась легкая ладонь затылка. Гроза дернулась было вперед, чтобы отстраниться, но не сумела.

Тонкие пальцы зарылись в волосы — и пришло успокоение, накрыло теплой волной, качая, пока Гроза не перестала видеть хоть что-то вокруг себя. Так хорошо, ничто не тревожит — только переливающийся сияющими нитями мрак и бесконечность впереди. Здесь можно остаться на век.

— Гроза, — пробился сквозь туман беспамятства мягкий голос. Но все ж звенела на самом крае его тревога. Словно острием игольным поблескивала, будоража нутро, заставляя поскорее очнуться. — Грозонька моя. Девочка…

Она заворочалась, чувствуя колючую траву под спиной, что при каждом движении пронзала мокрую ткань рубахи. Странно. Разве шел дождь? Гроза еле взмахнула слабой рукой, чтобы убрать с лица прилипшие пряди волос — и натолкнулась на твердое плечо. Такое горячее, почти обжигающее — сквозь зябь, что мелко сотрясала тело в объятиях легкого ветра, который гулял над землей.

Она бездумно скользнула по широкой шее вверх, коснулась мочки уха и провела большим пальцем по линии подбородка, еще не открывая глаз.

— Измир, — шепнула.

Крепкие пальцы сжались на запястьи. Мужчина убрал ее руку резким движением — и тогда только она смогла разлепить веки, чтобы посмотреть на него.

— Я не Измир, — хрипло и низко проговорил Владивой.

В глазах его, что в свете заката казались теперь самого неба отражением, застыл укор. Да и есть, верно, чего стыдиться. Князь не побоялся толков, что об этом озере ходили, пришел сюда вслед за ней и ступил на заветный берег, не страшась того, что его могут и русалки какие на дно утянуть: такие места жестоки к тем, кто нарушает установленный богами порядок. Никого не щадит.

Но он пришел, обеспокоившись — а Гроза на другого подумала. Да и подумать, признаться не успела, прежде чем губы сами имя произнесли, что сидело в мыслях и в сердце. Когда знала она, что свою жизнь Рарог под удар Любора поставил, когда к Владивою за помощью обратился, забыв о гордости и упрямстве. И до того, видно, сильно хотела она его увидеть, что излилась его именем, как только говорить смогла.

— Зачем ты пришел сюда, княже? — вновь разлепила она быстро ссыхающиеся губы.

Попыталась приподняться, да по всему телу раздражающей плетью прошлась слабость. И застряла где-то в виске назойливым молоточком боли. Кажется, ведь спала, а сил не обрела, только потеряла, словно утекли они в землю.

— Я пришел за тобой, — просто ответил он, выпрямляясь, усаживаясь на траву рядом. — Как всегда.

И верно ведь. Гроза отвернулась, скользнула взглядом по сияющей глади озера, что казалось сейчас чашей, наполненной кровью. Чермный закат расползался по небу полосами между помалу застилающих окоем облаков. Завтра быть непогоде.

— Спасибо, — проговорила Гроза, как ни мало хотелось ей выдавливать из себя слово за словом. Будто все они потонули на самом дне Ледного озера, растеклись водорослями в стороны — не собрать. — Но тебя может несчастье ждать, раз ты сюда пришел. След свой оставил, по которому Недоля нить спрядет.

— Я недоли не боюсь. Хлебнул разной за свою жизнь, Гроза, — он тихо усмехнулся, заставляя с усилием вновь повернуть к нему голову. Князь спустил взгляд по ее губам и шее — до облепленной мокрой рубахой груди. — Ты моя недоля. Ты душу мне на части рвешь.

— Я не хотела того, — Гроза попыталась снова сесть и на сей раз сумела. — Не хотела попадаться на твоем пути, князь. И чтобы так все обернулось.

Ее качало из стороны в сторону, и как мало хотелось показывать слабость, а все равно пришлось опереться на руку, чувствуя, как ведет тяжестью обратно к земле. Владивой обхватил ее рукой за талию, прижал к себе.

— Я не жалею, — шепнул, касаясь губами уха. — Потому что как бы ни была велика эта недоля, что меня с тобой свела, а другого я не хочу. Жить хочу, чувствовать остро, вот здесь, как лезвие, — он взял ладонь Грозы и провел ею вдоль грудины, по широкой ложбинке, что ощущалась сквозь лен его рубахи. Узоры на вороте мелкими твердыми узелками прошлись по кончикам пальцев. — Злиться хочу и радоваться, когда ты рядом. Любить хочу, Гроза. Потому пойду за тобой, куда придется.

— Зря. Сам знаешь, что ничему не бывать. Не можешь ты переступить через свою жизнь. А я не хочу, чтобы ты даже пытался.

Он обхватил ладонью шею Грозы, подтолкнул, запрокидывая ее голову, и припал к холодным губам своими. А она и хотела противиться, да не могла еще толком шевельнуться. Но князь сразу почувствовал, что она не отвечает. Что губы ее остаются мягкими и неподвижными. Отстранился, глядя сверху вниз.

— Нам пора возвращаться. Нас ждут, — проговорил осипшим голосом.