Дочь реки

Гроза медленно подошла к самому краю пологого берега и остановилась, почти касаясь носками черевик воды. Медленно она подняла взгляд от земли и устремила его к дальнему берегу озера, жадно глотающего свет Ока. Казалось, оно не отражает его, а наполняется им до самого дна. И рассмотреть можно все камешки, каждую песчинку сквозь толщу воды. Не сразу Гроза поняла, что это просто говорит в ней сила, что досталась от матери и зрение то, что позволяет видеть сокрытое на глубине любой воды. Может, другой человек сочтет здешнюю воду мутной и непроглядной вовсе.

Гроза присела на корточки, вынимая из чехла нож. Оставила короткий порез на ладони и опустила ее в озеро.

— Услышь, матушка, коли ты еще здесь и не носят тебя никакие ветры в дальних далях. Увидеть тебя хочу. Столько лет сюда шла, да дойти не могла никак. Говорить хочу, судьбу свою узнать у заповедного озера. И судьбу тех, кто дорог мне.

Выпрямилась вновь и прислушалась, помалу теряя надежду на то, что ее услышали. Да нешто духи здешние, которые имели, как говорила Ярена, большую силу и волю через Явь проходить, не донесут до матери ее слова?

— Что ты еще узнать хочешь, кроме того, что уже знаешь? — раздался за спиной ровный, холодный, как застывшее течение, голос.

— Узнать хочу, как сделать так, чтобы ты отца не звала с собой. Чтобы не тосковал он и не помышлял о том, чтобы жизнь окончить в речной воде, — Гроза и хотела к ней повернуться, да отчего-то было боязно.

Не от того, что страшилась она увидеть там чудище: знала, что вилы прекрасны, и оттого часто манят мужчин и парней, которым удавалось их увидеть, купающимися на берегу. Она не хотела убедиться в том, насколько сильно на нее похожа.

— Если я скажу, что никак? — и словно бы сожаление послышалось в словах матери. — Мы связаны с ним. Связаны любовью. Связаны тобой. Но с рекой, с этим местом, я связана сильнее. И я не могла остаться. А он не может меня отпустить. Только если он сам преодолеет это, тогда и я не буду опасна для него. Ты же сама видишь. Как только он начинает думать о чем-то другом, то все налаживается.

— Вижу, — согласилась Гроза.

И все же повернулась. Вила стояла перед ней — в длинной рубахе до самой земли. Говорят, что под ней козьи копыта. И пропадают они только в тот миг, как кто-то осмелится украсть волшебную одежду вилы и тем привязать ее к себе. Сделать своей женой.

Мать стояла под тяжелыми ветвями ивы, не двигаясь с места. И смотрела бесстрастно, отчего думалось, что проблеск чувств в ее речах просто почудился. Она даже дочерью своей Грозу не видит, лишь продолжением своим, будущей вилой. Лишь одна кровь в ней говорит.

— Мне жаль… — все же произнесла она.

— Тебе не жаль, — покачала головой Гроза. — У тебя душа вся выстыла в воде и на ветру. Тебе все равно. Вон как озеру этому все равно. Так и тебе.

— Неправда, — усмехнулась вила. — Я тоже хочу, чтобы ты счастлива была. Да только вижу пока, что лучше всего тебе рядом со мной будет. Вилья кровь из тебя не пропадет, как ни пытайся. Сильнее нее мало что может быть. Муж тот, что тобой завладеть пожелает, сам должен быть другим. Отмеченным, иначе только беда его ждет впереди. Не удержит.

— Значит, Домаслав…

— Не выдюжит он тяги своей к тебе. Она с годами только сильнее будет становиться. Как у князя вон, — мать усмехнулась так, как могла бы, будь обычной женщиной. — Владивой сильнее его много. У него корни древние, которые за землю его сильно держат. Да и он бед оберется. До самого худого дойти может. Если ты не будешь хотеть остаться рядом с ним так же сильно, как он того хочет… А ты не хочешь.

Гроза медленно села на траву, чувствуя, как слабеют колени. Не было сил все это слушать.

— А… — она осеклась, будто имя боялась произнести то, что иглой в сердце сидело. Словно услышит его озеро это и река, что через него проходит. Услышит вила — и это невольно навлечет на него беду. — А Рарог? Я хотела бы…

И вдруг мать сдвинулась с места. Словно проплыла над землей и опустилась рядом с дочерью так просто и расслабленно, как рядом с подругой. Оперлась ладонью о землю.

— Если он не станет жрецом Велеса, то его участь немногим лучше участи князя.

— Я слышала. Слышала Велеса, — тут же вспомнила Гроза. — Наверное… Он говорил, что я должна его спасти. Но как — я не знаю. Я не могу убрать знаки Чернобога с его тела. Не могу вернуть доверие его родичей. А они смотрят на него… Как собаки одичалые.

— Твоя судьба смутна, Гроза, — проговорила мать задумчиво. — Я могу видеть в ней только один конец. Тот, что сделает тебя вилой. В человеческих жизнях я вижу только смерть. И в конце жизни каждого мужчины, что свяжет себя с тобой, она есть. Если они не отпустят. Но воля богов мне не ведома. Я не пряха Макоши. Я всего лишь дух.

— Я могу что-то изменить?

— Ты можешь попытаться, — вила пожала плечами. — Но ни у кого еще не получалось преодолеть зов реки.