Дочь реки

Махнул Другошу, который уже ближе подобрался и слушал во все уши. Тот сообразил тут же: пошел до струга за оружием. С голыми руками Рарог не собирался в стан Владивоя идти. Уж получал от него под ребра и кулаков, и железных наконечников стрел. После такого веры ему никакой не было, как ни мало было раньше. Да вот порой приходится с врагом, который немало смерти тебе желал, вновь и вновь сходиться, чтобы общее дело сделать. От напасти избавиться очередной, что без счета на головы сыпятся в последние луны. А после вновь разойтись по разным берегам и точить друг на друга клинки. В том есть, верно, особая соль. Не только в любви и стремлении к жизни, но и в опасности, во вражде с сильным противником, от которого не знаешь порой, чего ждать.

Кмети повели его и троих соратников обратно. Скоро показалась под ногами и тропка, нахоженая, видно, совсем недавно, лишь тогда, как появились здесь воины и пришлось к веси соседней прокладывать дорожку. Проступил на широко открытом берегу стан — сразу видно, что княжеский: шатры добротные, лодьи стоят вдоль берега большие, на два десятка пар весел. Со сложенными парусами, изогнутыми шеями водных змеев на штевнях. Досочки все одна к одной — на таких ходить большая честь. И как Рарог ни любил свои струги, а тут и сам проникся желание к кормилу одной из них сесть.

Гриди сразу, как один, все начали головы в сторону гостей нежданных поворачивать. А Рарог все озирался в надежде хотя бы мельком Грозу увидеть, ведь она, должно быть, где-то здесь.

Но скоро скрылись все в княжеском шатре — не успел хоть краем глаза углядеть свою Лисицу — аж в груди сухим комком разочарования все сжалось.

— Здрав будь, Рарог, — сразу, как шагнул он под полог, встретил зычный возглас Владивоя. — Да ты и так здоров, всем бы такими быть.

И усмехнулся жестко одним уголком рта.

— А ты очень хотел то исправить, князь, — не остался в долгу Рарог.

— Я тебя предупреждал, что будет, если мое брать, — развел руками Владивой. Кажется, совсем беззлобно, но взгляд его продолжал хранить угрозу. — Но мы нынче о другом поговорим. О том, зачем ты тут.

И следом за Рарогом вдруг вошла Беляна. Не хотел пока он княжну с собой брать, да сама следом увязалась, видно. Князь так и выпрямился, будто оглоблю проглотил. Брови его сошлись, сминая темную складку, а кадык-то над воротом добротной рубахи дернулся: не ожидал дочь увидеть. Может, совсем уж никогда.

— Он по моему наитию здесь, — проговорила Беляна твердо. — Потому что я к нему пошла с недобрыми вестями. Теперь вот тебе расскажу, если хочешь послушать.

Князь позабыл, кажется, о Рароге: подошел к дочери и обхватил лицо ее ладонями. А Беляна аж вздрогнула всем телом и вдруг всхлипнула жалобно, хватаясь за руки отца, как за спасение какое. И показалось, что сейчас тот напомнит ей обо всем, что она натворила по своему разумению, но ни слова упрека не сорвалось с губ князя. Он притянул дочь к себе и она обхватила его за пояс, вжимаясь в грудь.

— Любор идет с войском на подмогу Ярдару Медному, — забормотала она глухо. — Много их там. И русины тоже есть.

— Значит, встречать будем, — просто ответил князь. — Останешься в моем стане. Тебе и подруга тут есть, если говорить с тобой захочет.

Он и головы в сторону Рарога не повернул в этот миг, не взглянул даже мельком, но отчего-то почудилось, что и сейчас качнулась предупреждающая волна угрозы в его сторону: чтобы чудить не вздумал.

— Так что, князь? Помощь нужна? Или гнать меня станешь от себя, сам со всеми справишься? — все же спросил Рарог, не надеясь на приветливый ответ.

— Я неволить тебя не стану, — тот пожал плечами, отпуская дочь из объятий. — Помощь лишней не будет, да ты можешь своей дорогой пойти, коли тебе или твоим ватажникам все это кажется опасным.

Снова распахнулся полог за его спиной. И Рарог вмиг позабыл о том, что князь говорил только что. Потому что внутрь вошла Гроза. А следом за ней, тихо ворча и даже поругиваясь, едва поспевала наставница. Она встала, едва ступив под сень шатра, скомкала пальчиками обернутый вокруг шеи убрус, не глядя больше ни на кого — только на Рарога. Не на князя, который тут же побагровел, укором во взоре впиваясь в наперстницу, которая не сумела подопечную удержать в стороне. Не на Беляну, которая тут, кажется, никак оказаться не могла. Только его она видела. А ему видеть было больно супружий убор на ней — все же больно, как он ни готовился к тому. Ведь на их свадьбе она должна была голову покрыть. С ним в опочивальню отправиться после всех обрядов, под звонкое подбадривание гостей. Он старался гасить в себе ревность, зная, что ни в чем Гроза не была виновата. Что все случилось только одной лишь волей Владивоя. А все равно словно бы огненный комок разрастался в подвздошье от мысли одной. И до того она была красивая сейчас — словно в издевку: когда рыжие всполохи волос не отвлекали от больших, плавного разреза глаз, от губ, ясно очерченных, вкус которых Рарог, кажется, помнил до сих пор и все отдал бы, чтобы ощутить снова.