Дочь реки

— У тебя есть топор, я тебе велю — вот и руби, — усмехнулся Владивой.

Вихрат вдохнул тяжко и подошел к требищу, снимая оружие с пояса. Замахнулся коротко, взглянув на чур Перуна и опустил точным тяжелым движением на поблескивающий перстень. Тихо звякнуло — и сердце подпрыгнуло до самого горла. Две серебряных дуги разлетелись в стороны от удара, а Владивой положил на стол второе кольцо. Указал на него взглядом. Воевода рассек его тоже и замер, сжимая топор в опущенной руке.

— Тем я перед ликом Перуна и перед взорами всех, кто собрался здесь, — заговорил Владивой, обращаясь к онемевшей толпе, — говорю, что Гроза Ратиборовна больше не жена мне. Все обряды, что нужны еще, будут справлены в святилище богинь. Надеюсь, что они простят меня за то, что я поторопился сломать перстни. Да дело не терпит. Слишком долго и без того терпелось… Зря сделалось.

Гроза и хотела что-то сказать, а не могла. Горло будто сжалось в кулаке при взгляде одном только, каким встретились они с Владивоем после того, как он замолчал. На щеках его играли желваки, а в глазах стояла такая стужь нестерпимая, что жутко становилось. Сколько боли они причинили друг другу. Сколько думал князь, что будут они снова близки, как раньше было — а не получилось. Потому что время утекло, поменялось многое. И попытка угнаться за минувшим оказалась плохой затеей.

Гроза ясно видела сейчас красноватые шрамы на его шее — под светом холодного осеннего ока. И на кисти его, в которой он недавно еще перстни сжимал. И казалось, что шрамы не только на его теле остались. Но и в душе ее — тоже. Как бы то ни сложилось, а не отбросишь из памяти все, что случилось прошедшим летом. Как круто повернулась жизнь — и верить хотелось теперь, что только к лучшему.

Владивой еще недолго смотрел на Грозу. Больше ни на кого даже случайного взгляда не уронил. И едва, показалось, заставил себя шаг сделать — а там просто ушел с капища. Люди зашевелились, тихо обсуждая то, что увидели. И кололи Грозу взглядами со всех сторон явственно осуждая. Она не стала терпеть, не стала виниться перед ними, зная что только в этом был правильный исход.

Она повернулась и, проталкиваясь между сомкнувшихся вокруг плеч, подошла к Рарогу.

— Идем? — улыбнулась через силу, хоть улыбаться не хотелось, и поймала его руку в свою.

Он кивнул только и повел ее прочь с капища. Оставаться в Волоцке больше не было надобности. И скребло еще внутри мыслью, что все случилось слишком холодно, слишком резко — только лишь волей Владивоя, который запер вдруг все свои чувства где-то в глубинах души. Чтобы больше не ранить. Чтобы все же позволить Грозе пойти без препятствий той дорогой, что она выбрала.

— Нам бы вернуться до самых больших снегов, — Рарог обнял ее за плечо, как только они скрылись с людских глаз. — Волох скоро встанет на стоянку недалеко от Кременья. Хотел его и остальных на свадьбу позвать. Как весна будет.

Гроза покачала головой, невольно улыбаясь его торопливости. Да, теперь ей разве что к лету можно будет замуж вновь идти. Да то ее мало беспокоило. Узы, что связывали ее с любимым, были гораздо крепче обрядных.

— А там они куда? Зимой-то по рекам не больно походишь.

— Кто в Белом Доле осядет. Кто по домам… — пожал плечами Рарог.

Бывшие находники по-прежнему оставались на службе у князя, хоть и не растеряли до конца своей славы. Да и замашек, думается, тоже.

— Не хочешь к ним вернуться? — Гроза глянула на него искоса, чуть прищурившись.

— Мне и рядом с тобой битв хватает.

Она легонько ткнула любимого кулаком в грудь — и они чуть быстрее пошли через полупрозрачную липовую рощу до терема. А там — снова в путь. Да теперь уж, кажется, туда, где будет их ждать спокойствие до поры.

Эпилог

Гроза осторожно спустила ногу на только едва протаявший из-под снега берег, удерживая теплый сверток с дочкой одной рукой, а другой, опираясь на ладонь мужа. Огляделась: весь Пороги еще как будто не до конца сбросила зимнюю сонливость. Стояли недвижимо кругом одетые в темную, влажную бронзу сосны. Только едва качалась в самой вышине приглушенная зелень их хвои. Слышались где-то голоса людей — вдалеке, на улице. Лежали подтаявшие пятна снега в тенистых ямках и низинках, пронзенные тонкими иглами прошлогодней травы. Шуршало все едва слышно, дышало огромной грудью проснувшейся весны. Еще немного и начнется пахота. А там и сев: закрутится коловорот во всю силу, только и успевай дни отсчитывать в хлопотах.

— Я понесу? — Рарог склонился к лицу Грозы, отвлекая ее от воспоминаний, что вереницей поплыли перед взором. Не слишком-то приятных, да тех, что из памяти все равно не выбросишь. Верно, где-то там, недалеко от дома Милонеги, стоят еще обгоревшие останки сенника. Вряд ли стали хозяева отстраивать новый на том же месте. Отметил огонь — значит, нужно в покое оставить, не бередить, не то может вновь несчастье приключиться.

Гроза отдала дочь в руки отца, а тот принял ее бережно. Взглянул в спокойное личико спящего ребенка — улыбнулся — и пошел впереди.