Дочь реки

— Хорошо все? — тот склонился к ней встревоженно.

— Хорошо, — пролепетала она. — Все хорошо.

Веглас шел к ним, и впрямь держа в опущенной руке большой кудес, чья песня как будто еще металась между деревьями, трогая ветви елей. Стряхивая с них блики осыпавшего лучи Ока.

— Тебе знаки надо особые нанести, — задумчиво проговорил старейшина, глядя на Грозу и словно бы мимо нее. — Потом.

И глаза его стали будто более мутными, потускнел их густой ореховый, как у сына, цвет. Рарог вздохнул тихо, тоже, видно, это заметив.

— Все, что скажешь, сделаю.

— Вы соединены сильнее, чем я думал, — покачал головой Веглас, вновь отходя от них к костру, что вдруг заметно опал, словно бы перестал питаться силой волхвов, которые помалу затихали, заканчивая обращение к Велесу.

— Я сразу тебе сказал, — Рарог чуть притянул Грозу к себе.

Старейшина отвернулся и еще раз обошел вместе с собратьями все святилище посолонь три раза. Развеялся запах трав и ягод, что истлели над огнем. И чур бога стал прежним, перестав давить на всех своей волей.

— Возвращаемся, — сказал неведомо кто.

И Рарог повел Грозу прочь. Через ворота, по чуть сумрачной тропке, над которой вилась блестящая мошкара. А она подрагивала мелко от каждого порыва ветра. И словно был чувствовала спиной внимательный взор, что не оставит теперь никогда. Всегда наблюдать будет и хотелось бы верить — хранить тоже.

Молча дошли до первых изб Кременья. А там дальше по улице, не видя никого вокруг, хоть день в разгаре. Не чувствуя ничего, кроме тепла сомкнутых рук друг друга. Остановились, войдя на двор, у сеней, и Рарог придержал Грозу в тени, уже сокрыв от любопытных взглядов, что так и прилипали со всех сторон. Она покачала головой смутным своим мыслям, улыбаясь и нарочно не поднимая на него взгляд. Только краем глаза замечая, как стоит он, повернувшись к ней плечом и глядит неподвижно, словно чего-то ожидая.

— Боишься? — проговорил низко, и голос его прокатился мягкой волной по замершему в светлом волнении нутру.

— Очень, — почти шепнула она. — Что будет теперь?

— Мы остаемся, Лисица, — Рарог вдруг повернулся и склонился к ее плечу. Чуть вверх — скользнул дыханием по шее, едва прикрытой платком.

Никогда не перестанет вздрагивать сладостно сердце от его близости. Никогда. Всего пара слов, всего одно лишь короткое звучание его — отдается в самой глубине души будто бы кругами по воде и качает-качает на мягких волнах. Век бы так стоять, чувствуя, как струится от него запах сдобренных травами костров. И земли лесной, покрытой тонким дерном. Древесный чуть и острый — его особенный. Видеть бы всегда — от зари до темноты — как блестят радостью и облегчением его чуть покрасневшие от дыма глаза, в которые глядеть — словно по ореховой роще гулять.

— Стало быть, закончилось все. Ты теперь волхвом Велеса станешь, — Гроза провела ладонью по открытому его предплечью, на котором все так же темнели когда-то такие незнакомые, а теперь вдруг ставшие пугающе понятными знаки.

— Стану, — серьезно уронил Рарог, перехватывая ее руку и увлекая за собой в избу. — Да наперво вот мужем и отцом хочу.

Глава 28

Медленно падал редкий снег, словно еще не решил, стоит ли так рано осыпаться на землю, уже замершую в ожидании первых настоящих холодов. Гроза спряталась обратно в повозку, задернув на небольшом оконце занавеску. Сюда не проникал ни слабый, но пронизывающий ветер, ни снег. Плотный полог скрадывал дымчатый свет пасмурного дня. Было сумрачно и почти совсем тепло. Рарог не пожелал садиться на струг, чтобы добраться до Волоцка. Опасался, что вот-вот, и река схватится льдом, и тогда только случится большая задержка. А они торопились — добраться до города и вернуться до самого сильного снега. Когда заметет все дороги и только самые смелые решатся первыми прокладывать путь от веси к веси, от селения к селению.

Мужчины, что вызвались сопроводить Рарога и Грозу до Волоцка, тихо переговаривались, держась верхом по обе стороны от повозки. На облучке сидел Таномир, не пожелав оставаться в Кременье: сейчас, в сонную пору, когда закончился сбор урожая и жизнь помалу переходила в зимнее русло, можно и в путь отправиться. Даст Макошь, будет он недолгим. Да многое от князя зависеть будет. Не стал он искать Грозу, хоть и знал наверняка, куда она отправилась. Не стал приезжать и угрожать, требовать вернуться с ним в детинец. И оттого почему- то становилось только тревожнее.

Ни дня спокойно не проходило. Ни одной ночи Гроза не могла заснуть без мысли о том, что случилось когда-то, даже после того, как пришло от Милонеги известие о том, что князь поправился уже настолько, чтобы отправиться до Белого Дола. Там осталось у него немало важных дел, с которыми приходилось справляться старшим дружины. И дошли после оттуда другие вести: что княжич Любор умер от ран еще до того, как князь отбыл вслед за сбежавшей Грозой. И что кмети его были милостиво отпущены в Долесск с прахом наследника.