Дочь реки

— Грозу Ратиборовну князь к себе просит, — выдохнула, оглядевшись зорко.

Гроза встала и, оставив пустую уже кружку на столе, словно не на своих ногах пошла за челядинкой, вновь накидывая на плечи свиту, да не подпоясывая. Та проводила мало до мужского терема, а там оставила — да и самой дойти можно, конечно. Чай не обеспамятела.

Скоро Гроза вошла в хоромину, которую и вспоминать никогда бы не хотела больше. Оглядела от стены до стены: князь сидел за столом полубоком, опустив на него один локоть. С той стороны, какой был к ней повернут, не было ожогов, хотя уже довелось наслушаться о том, что на самом деле у правителя едва не половина лица изуродована. Да мало верилось. Люди, они любят выдумывать то, чего нет, особенно если сами не видели. А те, кто болтал о том, едва ли хоть раз в жизни князя встречали.

— Проходи. Чего остановилась? — ровно произнес Владивой. — Не съем тебя. Хотел бы — и в Кременье тебя сумел достать.

— Значит, не хотел? — Гроза прошла дальше, невольно кладя ладонь на уже чуть выступающий живот. Только-только стало заметно его и через поневу и навершник. Одна только свита могла скрыть.

Князь повернул к ней голову. Окинул взглядом с головы до пят, остановившись на талии. Гроза только и увидела, что на шее его неровности кожи, еще плохо зажившие. А вот лицо совсем не пострадало, кажется. Осталось все таким же резко высеченным, твердым и притягательным. Наверное, никогда до конца она не сумеет отбросить это странное притяжение, что однажды возникло между ними и заставило натворить много ошибок.

— Ты очень красивая, Гроза, — зачем-то сказал Владивой. Встал и подошел. Остановился напротив, склонив голову. — Сейчас еще краше стала.

— Отпусти меня, Владивой. Совсем отпусти, — она поднялась ладонью от живота к груди. Сжала пальцами бусину прохладную, стеклянную.

Рарог мог ей и такие купить. Пусть не так часто, как князь. Да добра от находничьей жизни у него много припасено оказалось.

— Обряд на капище хочешь? — поинтересовался Владивой, словно в этом было что-то необычное.

Она кивнула.

— Не вышло из меня для тебя хорошей жены. Я чуть не погубила тебя. Хочу вольной быть от твоих оков. И чтобы ты был волен. Ты князь. Ты должен сильным быть и мыслить ясно. Я не хочу быть дурманом. Отпусти.

Он протянул вдруг руку. Гроза посмотрела на нее, не зная, что делать. Замерла, задыхаясь в стуке взбудораженного сердца, рассматривая изгибы его ладони, тонкие линии, что переплетались так хитро, тянулись длинно и уверенно от края до края. Гроза опустила свою кисть на нее. Владивой подержал немного, словно взвешивая, поднес к губам, коснулся легонько самых кончиков пальцев, а после, стянул супружий перстень, который Гроза надела только лишь для встречи с ним. А до того не носила долго.

— Пойдем, — уронил и направился прочь из хоромины, по пути захватив мантию, подбитую куньим мехом.

Они спустились в людный двор, где толклись, еще не решаясь входить, весечане, что прибыли с ней и Рарогом. Тот стоял среди кметей, которые все же сгрудились вокруг, то ли любопытствуя, то ли угрожая слегка. Текли между ними разговоры даже, да в тепло изб пока никто чужаков не приглашал. Мужики мерзли помалу и злись, конечно. Все расступились, пропуская Владивоя, который, ни на кого не глядя, спустился с крыльца и повернул вдоль теремной стены на дружинное поле. Гроза, продолжая семенить за ним, встретилась взглядом с Рарогом — и тот поспешил следом.

Много собиралось теперь видоков — для чего — неведомо пока. Но Владивой явно что-то задумал — и холодом мазало по спине от мыслей разных, противоречивых. У ристалищ тоже оказалось много гридей. Они все повернули головы к появившейся вдруг на дворе гурьбе. Но Владивой и теперь мимо прошел. Только махнул воеводе Вихрату, который был тут, как обычно с утра. Вся вереница людская нырнула под сень уже потерявших листву лип. Дорожка повела дальше, к святилищу Перуна, что скрывалось в самой глубине рощи, в окружении дубов, которые высоко поднимали свои верхушки над остальными деревьями.

Тихо завывал ветер в круге частокола. Юркал в проем ворот и растворялся, ударив в лицо. Владивой первым вошел на капище. За ним — Вихрат.

— Ты ведь жрец Перуна, воевода, — зычно проговорил князь, как все встали вокруг, теснясь к бревнам ограды.

Тот кивнул, подходя ближе. И сам приглядывался к правителю, верно, пытаясь понять, что тот скажет в следующий миг. Владивой поднял руку и раскрыл ладонь, на которой лежал перстень Грозы. Со своего пальца он снял почти такой же и, сложив их вместе, встряхнул, прислушиваясь, как звенит серебро. И так ясно звук этот разнесся по тихому в ожидании капищу. И даже лик Перуна, склонившего над князем дремучую голову в шапке с широким околышем, как будто омрачился еще пуще.

Владивой положил на требный стол один перстень и повернулся к Вихрату.

— Руби.

Тот брови вскинул, как будто не понял, что от него хотят. Или решил вдруг, что князь тронулся умом. Но ладонь его все же легла неуверенно на оголовье висящего на поясе топора.

— Зачем, князь? — спросил он осторожно и отчего-то оглянулся на Грозу.