Дочь реки

— Что привиделось-то? — все же решилась спросить.

— Коль ты князя полюбовница, так скажи сразу, — словно душу на части порезал Рарог.

Вот так прямо, не увиливая. Не намекая на сплетни. Подцепил сильнее, полоснул глубоко зазубренным краем холодного лезвия, на которое стал похож его голос.

— И что изменится от того? — Гроза постаралась говорить ровно. — Если бы даже это и правдой было?

Он совсем обернулся через плечо. Поморщился, верно, от боли, что наверняка прострелила его в месте самого сильного удара, от которого остался большой кровоподтек. Его лицо, чуть лоснящееся от испарины, было сейчас каким-то другим. Непривычным. Словно он многое понял нынче, но со многим мириться не хотел.

— Так ты скажи, — настоял он. — А уж я решу, что с этим дальше делать.

— А ничего не делай, — Гроза повела плечом, сжав кулаки: до того хотелось приложить ладони к его горячей коже. И может, этим хоть как-то облегчить боль, хоть она и не целительница вовсе.

Но топот торопливых шагов заставил вздрогнуть. Калуга, гневно сопя, принес-таки ведро ледяной воды. С грохотом поставил на землю, повесил на край его чистую тряпицу, которую, верно, уже успел у женщин раздобыть, и вышел все так же резко и быстро. Скоро, верно, и отвар принесет. Гроза наклонилась, смочила тканину, обжигая пальцы нестерпимой родниковой стужью. А как выпрямилась, Рарог уж к ней лицом стоял. И взгляд сам собой скользнул по его животу, тревожно вздымающемуся, бугристому. По груди, покрытой, оказывается, редкими рыжеватыми волосками, почти незаметными, по шее, дрогнувшему кадыку — и до самых глаз, черных теперь — от разочарования и мрака, что был вокруг и внутри него.

— Ничего не делать, говоришь? — усмехнулся. — А если хочу? Только, думаешь, мне хочется ни за что от князя тычки получать, когда ему вздумается полдюжины кметей на меня натравливать? Уж лучше за что-то. Чтобы не зря.

Он резко выбросил руку вперед и обхватил Грозу за талию. Крепко, ощутимо сдавливая ребра прижал к себе. Громко шлепнулась плохо отжатая тряпица о его грудь, когда Гроза уперлась в нее кулаком. Рарог зашипел тихо, как тонкая струйка воды потекла по его горячей коже, проскользнула по грудине и впиталась в рубаху Грозы. Намокшая ткань тут же прилипла к телу, и через это пятнышко гневный жар Рарога грозился оставить ожог. Гроза дернулась со всей силы. Находник, силясь ее удержать, скособочился слегка и отпустил. Его губы вмиг побледнели до пепельной серости. Он сел на лавку, прижимая руку к боку. И показать-то не хотел, насколько плохо ему, но не смог удержать все внутри, за стеной нахальства и злости.

— Уходи, — бросил он тихо. — Сам справлюсь. А как очухаюсь немного, мы отплывем тут же. Пусть князь радуется. Послужу ему этим летом. Русинов надо прогнать, иначе дальше только хуже станет — обнаглеют. Тогда никому жизни не станет. Можешь так и передать Владивою, когда ляжешь с ним…

Гроза и подумать не успела, как вскинула руку и шлепнула его ладонью по щеке. В последний миг только сдержалась, чтобы удар не вышел таким сильным, как хотелось. Но Рарог все ж выдохнул резко, чуть отвернув голову. Глаза его спрятались за преградой упавших на лоб волос. Да видеть не надо, чтобы знать, что сейчас в них плещется.

— Ты права не имеешь мне такое говорить! — Гроза швырнула тряпку в ведро. — Ты никто мне, и я тебе ничего не обещала. А уж выдумал себе невесть что. Ветер в поле, то тут, то там — чего ты хочешь от меня? Сказала же, не думай даже. Тебе ведь хуже будет, если…

Она вздохнула, так и не решившись даже додумать, к чему могла бы привести их с находником долгая жизнь бок о бок. Она еще миг мерила замершего с опущенной головой Рарога взглядом и пошла вон из избы. Хотела помочь — да лучше бы и не совалась даже. Пусть уплывает подальше отсюда. Может, и не пересекутся больше дороги их — даже если он и впрямь решил князю на службу пойти. Да, коли позволят боги, Грозы в детинце и не будет больше — и пусть хоть живет там теперь.

Отчего-то трудно дышать было. И ворот, стянутый маленькой сустугой, давил на горло. Прохлада весеннего вечера холодила спину, пробираясь сквозь чуть влажную сорочку, впитавшую легкую испарину после поединка с князем. Гроза зашла было в свою горницу, умылась и переодела рубаху, но передумала оставаться и отправилась к Беляне. Прямо босиком, на носочках перебежала до соседней хоромины, такой же маленькой, как и ее.

Княжна — удивительно! — была одна и еще не спала. Сидела на лавке и, кажется, уже очень давно расчесывала льняные пряди гребнем. Они так и струились чуть волнистым потоком, гладкие, подсвеченные огоньками лучин, что стояли на столе у окна, а девушка все водила и водила по ним костяной гребенкой и смотрела перед собой, то сводя брови, то расслабляя. Она встрепенулась, как заметила Грозу. Та в несколько торопливых шагов проскочила через горницу и подбитой птицей упала на колени подруги. Беляна замерла озадаченно, но в следующий миг опустила ей на макушку легкую ладонь.

— Что случилось? — спросила тихо. И сама же ответила: — Отец приехал.