Дочь реки

Как будто это объясняло все и для всех. У них-то, наверняка, тоже разговор нелегкий случился, как свиделись. Снова княжна вынуждена была с любимым расстаться по его воле — и теперь уж, кажется, навсегда. Потому что князь с этого дня и шагу дочери не позволит без пригляда ступить. Больше Беляна говорить ничего не стала, мерно поглаживая Грозу по голове. После косу ее распустила, бережно распутала пряди, давая отдых голове, которая так и разрывалась от мыслей, ни за одну из которых нельзя было ухватиться. Гроза дышала в колени подруги, и хотела заплакать, а не получалось как-то. И все тянуло что-то в груди: вернуться в избу ту дружинную и в глаза Рарогу снова взглянуть. Зачем? Что он еще ей сказать может, кроме обидных слов? И не хотелось расставаться вот так: разругавшись, а по-другому, видно, не получится.

Они с Беляной так и уснули вместе, потеснившись на одной лавке — в обнимку. И каждая внутри свою боль несла, связанную с Владивоем. Утром тихо зашла челядинка, поставила на стол кувшин свежей воды — и так же неслышно удалилась. А Грозе полегчало малость от этой молчаливой ночи рядом с подругой, которая не расспрашивала ни о чем, но все понимала. Как вернулась она к себе, успела только умыться, переодеться да косу переплести, чтобы не ходить растрепанной, и прибежала другая челядинка, чтобы передать наказ Ратши к нему немедля явиться. Гроза лишь взвара клюквенного перехватила — и к отцу побежала.

Ратша встретил ее смурной и задумчивый сильно. Отхлынула уж опасность от ворот Белого Дола, от околицы Белодоли — и теперь туман отчуждения снова помалу затягивал его глаза. И не слишком заметно, кажется, а словно бельма какие встают: Гроза видела такое уже не раз. Порой он на много дней в полузабытье мог провалиться. И тогда только следи, чтобы не увела его река к берегу, не заставила броситься в воду. Кмети здешние уж привыкли к такой особенности воеводы и по личному велению Владивоя не спускали с его ближника глаз.

Он взглянул на дочь, как та присела рядом с ним на скамью у стола, махнул рукой на снедь, что была на нем расставлена: ячменная каша с брусникой, еще оставшейся с последних зимних запасов, хлеб удивительно свежий — женщины расстарались нынче ради приезда князя, все хотели ему из последних сил угодить. Исходил паром сбитень в кувшине, но отчего-то есть совсем не хотелось.

— Я отправил человека к Будегостю в Ждимирич, чтобы Домаслав сюда приехал, — проговорил отец ровно. — Пора уж. Хоть повидаешься с ним, залог сватовства отдашь, чтобы не сомневались они больше. А там после Ярилы Сильного да к Купале, может, и сватов пришлют.

И до того все его слова бесцветными были, будто он ни единой своей настоящей мысли выдать не хотел. Но печалило его и тревожило что-то сильно.

— К чему такая спешка, отец? — попыталась сохранить спокойствие Гроза, хоть внутри все и закрутилось тугим узлом. — Пусть бы на Ярилу и приезжал Домаслав, а там решили бы.

— Решили, — усмехнулся воевода. — Ты скоро такого нарешаешь, что мне баструка князевого воспитывать придется.

Перед глазами потемнело на миг. Нет хуже ничего, чем стыд от того, что отец вдруг обо всем догадался. Неведомо, кто ему в уши напел, неизвестно, кто мог их с Владивоем ночью на ристалище увидеть, а теперь Ратша и впрямь разгневался сильно.

— Не будет такого, — только и буркнула Гроза, едва сумев протолкнуть горький комок по горлу.

— Будет-не будет, а Владивой надавит — и под себя уложит быстро, — отец махнул рукой. — А ты все ж дочь рода старого, который от самого Белояра, первого князя идет. Мы князьям, посчитай, родня дальняя, крови от них недалекой. Не спутайся я с твоей матушкой, так выдал бы тебя сейчас замуж за княжича какого — не меньше. Да не просто меньшицей, а старшей женой, может, и княгиней будущей. А так… У Домаслава тоже род хороший. Отец его большое уважение имеет среди многих старейшин. У людей…

Ратша вдруг смолк, словно устал говорить. Посмотрел на Грозу внимательно и отчаянно — будто и впрямь за нее боялся, да показать не хотел.

— Я понимаю все, — она кивнула. — Только ты же знаешь, что не будет Домаславу рядом со мной счастья.

— Ты вила только наполовину, — сразу разгадал ее слова Ратша. — Обручишься, голову покроешь, дитя родишь — и не за что будет ей зацепиться, чтобы тебя за собой утянуть, дозваться.

— Ты не знаешь точно…

— Не знаю. Но надеяться могу. Ты одна у меня, и я жизни тебе лучшей желаю. Не уйти неведомо куда вслед за матерью, не стать наложницей князя. И не спутаться с находником этим. Тьфу… Хочу, чтобы по-человечески, по заветам богов у тебя все было. Даст Лада, так и сложится.

— Зря ты про Рарога так, — неведомо зачем заступилась Гроза. — Он не так прост, как кажется. И скрывает многое. Да и на службу Владивою собрался. Будет не хуже других кметей, а то и десятников.

— Да знаю я, что он непрост, — покачал головой Ратша. — И даже слыхал, в чем. Да только тебе об этом знать не нужно. И подальше от него держись. Вот уж кто вилы речной хуже.