Дочь реки

Они замолчали надолго. Гроза даже попыталась каши съесть — ароматной, чуть сладкой от пустивших сок ягод, а в горло она плохо пролазила. Да и Ратша не слишком-то налегал на еду, хоть ему-то сил много нужно, такому мужу огромному. Как покончили они с утренней, отец вздохнул громко, повернулся вновь к Грозе и легонько хлопнул по столу: чтобы Божью ладонь не обидеть ненароком.

— Жди теперь жениха в гости. На торг в преддверии Ярилиного дня съезди, купи, лент на рубахи нарядные. Льна хорошего. Самой-то ткать нынче некогда.

Ни на какой торг Гроза не поехала, засела сама за рукоделие: хоть какое-то отвлечение, да и с князем, сидя в светелке, не встретишься даже случайно. Лишь ненадолго стало легче, как уехал Владивой на четыре дня в Любшину: со старейшинами говорить и решать, как дальше будут защиту веси, которая для многих лихих викингов, точно капля меда для муравьев, выстраивать. Уехал с ним и отец, да свободы никакой от этого ни Беляне, ни Грозе не вышло.

Кмети едва не по пятам за ними ходили, горницы их охраняли. Челядинки присматривали тоже. А уж пуще всего Драгица. И если гриди шли напролом и особо не скрывались, то женщины умели наблюдать так, что и не сразу заметишь. Зато уверенными быть можно, что любую мелочь, любое слово, неосторожно сказанное, обязательно услышат и воевода с князем, как вернутся. Потому подруги просто старались занять себя делами полезными и вынимающими все тяжкие мысли из головы. Садились в небольшой светелке и плели ленты на очелья или для украшения рубах и понев. Ткали — то одна, то другая — на небольшом и, видно, очень старом стане. Говорили помалу, конечно, но все не о том, о чем поговорить хотелось.

Так и рвались с губ княжны слова о Люборе, который, наверняка, как-то умудрялся и сейчас справляться о судьбе той, кого в жены взять хотел. Не верилось, что позабыл и надежды оставил все ж заполучить любимую. А Грозе отчего-то хотелось упомянуть Рарога, который ушел по реке со своими людьми, как только немного прошла боль от побоев. Лишь начал он ходить, не хватаясь бездумно то за один бок, то за другой. И казалось, что мысли сейчас несутся вслед за ним, куда-то в невидимую даль, что так похожа на Тот Свет — потому что так же недостижима, непонятна и пугающа.

Но пятерицу назад князь с воеводой вернулись, а почти вслед за ними приехал и Домаслав Будегостевич, гость дюже долгожданный. А что нет? Ждали его все, хоть и по-своему. Ратша — чтобы дочь замуж спровадить в скором времени. Гроза — чтобы попытаться Домаслава отговорить от затеи скорой и опасной. Не знала пока, конечно, как убеждать его будет и станет ли он слушать. Но она хотела попробовать: авось не глухой и не бездумный совсем, уж слыхал, что о Грозе люди толкуют, о ее матери и том, какое приданое та ей оставила. Может, хоть что-то в нем дрогнет сомнением.

Думается, ждал и Владивой — зачем, только ему одному ведомо. Но так и сквозило постоянное нетерпение и напряжение в его взоре, когда все ж сталкивались они с Грозой в стенах острога.

Домаслав заявился в сопровождении молодых приятелей, самых ближних друзей. Шумно от них сразу стало во дворе: по тому гомону Гроза и узнала, что в остроге гости. Выглянула в окно, сощурилась от света яркого, что лился с каемки ослепительной большого облака, повисшего прямо над теремом. Да чуть о верхнюю перекладину затылком не стукнулась, опустив взгляд во двор. Настал все ж этот день.

Домаслав, не слишком высокий, скорее коренастый, стоял впереди своих ближников, а к нему уже спускался Ратибор. Поправил воевода пояс, разглядывая парней, один справнее другого — и улыбнулся приветливо. С готовностью он обхватил своей широченной ладонью запястье Домаслава, пожал, не жалея — тот выдержал. Пронеслась по небу закрывавшая Дажьбожье око тучка, и поток нестерпимо ярких, теплых лучей хлынул на светло-русую макушку Домаслава. Яркой зеленью вспыхнула его рубаха, аккуратно вышитая, с тонкими шелковыми лентами по краям рукавов и ворота. Парень поднял голову и встретился взглядом с Грозой, которая так и не успела спрятаться, увлеченная разглядыванием гостей. Она помнила его лицо хорошо, хоть и видела последний раз уж, посчитай, пять зим назад. Все такой же открытый, с чертами, больше на княжеские похожими: видно, что рода хоть и не самого старшего, но и не последнего. Домаслав улыбнулся широко, прищурился, словно светило само ослепило его. Гроза невольным жестом пригладила волосы. И до слуха отчетливо донеслись слова назначенного отцом жениха:

— Хороша у тебя дочь, Ратибор. И с другого конца княжества не жалко было бы ехать.