Дочь Революции (СИ)

— Это кровь, — произнесла Хелена Хольт. Со спокойным лицом она подошла к беспокойной реке и, наклонившись, коснулась поражённой воды. Видя замешательство сограждан, ундина отняла руку от балюстрады и заговорила: — Земля устала от Войны. Убитых в ней больше, чем живых, и в темнейшие часы своей жизни она изливается кровью… Как и тогда, после Свинцовой свадьбы, Дунария обращается ядом, способным лишить человека главного его оружия — голоса, ибо Слово — оружие, способное погубить не только людей, но и деми.

— Скажи это атомной бомбе! — закричал из толпы какой-то мужчина.

— Или «Снегирям»! — поддержала его пожилая госпожа.

Кто-то дёрнул Хелену за край юбки. Маленькая девочка, пытливыми глазами посмотрев на ундину, пролепетала, когда та опустила взгляд:

— Тётя, — молвила малышка, — это значит, что деми вернутся?

Хольт невозмутимо посмотрела на Дунари. Теплоход, что недавно отчалил, накренился на правый борт. Судно едва держалось на плаву. Поднявшиеся на верхнюю палубу пассажиры изумлённо взирали на метаморфозы, произошедшие с рекой. Во избежание крушения корабль пришвартовался к страроградскому причалу.

Окинув взглядом окруживших набережную людей, ундина опустилась перед девочкой и сказала:

— Они и не уходили. Они никогда не уходили.

Нина, тем временем отойдя к монументу, продолжала зажимать рану. Та кровила словно вместе с рекой.

От воды ядовитыми испарениями поднимался конденсат. Густеющим туманом клюквенный морок расползался по поверхности. От соприкосновения с ним гнила древесина, камень — трескался, и коррозией рассыпался металл.

— Нина, ты как?! — Евгений наконец вырвался к посыльной. Та рассеянно покачала головой, не в силах на чём-либо сфокусироваться. Рана пульсировала, и боль волнами порабощала руку. — Всё нормально?

— Да, вроде бы, — вполголоса подтвердила Нина. Вместе с Ливерием они обеспокоенно смотрели на разгневавшуюся реку и людей, что льнули к ограждениям и фотографировали. — Евген, ты когда-нибудь такое видел?

— Ни разу! Давай, пошли отсюда. Думаю, лучше тебе вернуться домой. Я провожу тебя.

— Что? А как же ты? Видишь, что происходит?

— Со мной всё будет в порядке: я провожу тебя, а потом сразу вернусь на корабль. Проклятье… Надеюсь, с Полиной всё в порядке, и она справляется там.

— Лучше сразу иди на корабль — обо мне не беспокойся. Я… Я как-нибудь сама.

— Ты в этом уверена?

— Я… Да, в смысле, да, уверена. Всё в порядке. Сталь прежде плоти… Тем более, крупповская сталь… Да. Забей, со мной всё будет нормально. Лучше позаботься о корабле — ему не помешает ещё пара рук.

Ливерий, смутившись, улыбнулся. На его лице разом отобразилось столько эмоций, что лишь по голосу можно было определить, что превалировало над прочими недоумение:

— Что ты несёшь?

— Ну… Знаешь, когда я училась в ВАД, нам говорили, что сохранение техники важнее жизни. В смысле, дороже или… Я не знаю, но почти уверена, что говорили как-то так. Сохранение оборудования повышает шансы остальной команды на выживание, вот. Ну, то есть, живой пилот это хорошо, неживой — тоже допустимо, но… Если машина цела, то…

За всем этим лепетом Нина сама не заметила, как начала плакать. Она до последнего противилась чувствам, благодаря чему лицо её оставалось ровным.

— Ты уверена, что такая логика совместима с мирной жизнью? — заботливо уточнил Евгений и приобнял девушку. Та чуть пошатнулась.

— Нет… Просто и то, что происходит, миром никак не назовёшь.

— Так, всё, давай успокоимся и сделаем так: я провожу тебя на половину, а потом вернусь на корабль. И ты не одна будешь, и Полина не успеет заскучать.

Разгоралась непогода.

Над Староградом вспышками зарева поднялись отменённые флаги. Беспощадный ветер рвал алые полотна, и небо, подчас свинцовое, окрашивалось кровью. Оставшаяся неподалёку Чековка тем временем стремительно белела. Не снег, но покрывала укутывали землю. Однако вскоре белизна сменилась красным. Разводами крови заплывали ткани. Раздражающими пятнами мелькали вспышки фотокамер.

Поднялись и закружили над омытой кровью площадью карпейские вороны. Падальщики, что не прощали ошибок.

Нина по-прежнему не знала, почему не может оставить этот город. Особенно теперь. Потребность в деньгах меркла на фоне криков и перестрелок, ставших уже не просто частью реальностью, но и негласным гимном Градемина. Выстрелы стали обыденностью. Бой стекла и завывание сирен тоже. Перестало пугать даже то, что по плечу может постучать шальная. Поверить в то, что где-то могло быть иначе, становилось сложнее.

В конце концов, Нина убедила себя, что оставит столицу, как только скопит сумму, необходимую для поступления в консерваторию.

Глава третья. Страх узнаёт их имена

Понт Аксинский — одно из самых опасных морей на восточном полушарии. Оно создаёт уникальные климатические условия, при которых большую часть календарного года его рассекают шторма. Крушениями полнится его дно; только по приблизительным подсчётам водная стихия этих краёв унесла жизни сотен тысяч человек.