Дочь Революции (СИ)

Не на женской груди, но на медальоне сконцентрировалось всё его внимание. Подвеска-с-секретом. Овальную крышку обрамляли демитиры, и под определённым углом на её поверхности различалась выгравированная прописная буква — нечто среднее между «G» и «J».

— Ах, где же твои манеры, Тони? — с ехидной улыбкой вернула Вейнберг и махнула рукой. — Впрочем, лир с тобой. Твои друзья мне донесли о пополнении на складе… Но мне хотелось побеседовать с тобой лично: изъясняешься ты приличней этих болванчиков. Так что… будь любезен и расскажи, что произошло в Линейной.

В ABICO верили, что общественный резонанс необходим. Что только в страхе и преддверии смерти люди обретут истинную веру.

— Будто ты не знаешь, ха-х. Я выполнил твоё поручение, Вейнберг, а остальное тебя не касается.

Всё, что осталось от всей партии «Панацеи»: пара мешков да три ящика. Достаточно, чтобы стереть пару мегаполисов и создать требуемый резонанс. Насчёт веры Кемром сомневался. Впрочем, его мнение не могло на что-либо повлиять.

— Значит, Рагнары больше нет? — Вопрос прозвучал до тошноты обыденно. Так, будто речь шла не о смерти, а о погоде или последних новостях. Кемром едва нашёл в себе силы кивнуть. — Жаль. Она была полезной.

— Того, кто это сделал, уже нет в живых.

— Это ты так отомстил… или он просто носил клюв? — издевательским тоном уточнила Вилена. — Тогда изволь объясниться: где же крест, Кемром? Неужели ты на самом деле решил оставить его в той трясине? Или забыл? Не хотелось бы, чтобы он попал не в те руки.

Но Кемром упрямо сохранял молчание. Он и думать забыл обо всех этих ключах, когда на первый план вышла месть. Вместо поддержания видимости разговора капитан по-хозяйски подошёл к шкафчику с зеркальными дверцами и достал из его недр аптечку. Нашарил чистые тряпицы, смочил антисептиком. Приспустив маску, наложил ткань на лицо и глухо зашипел.

— Неужели ты думал, что сможешь обмануть меня? — меж тем продолжала Вейнберг. — Я уже выучила все твои пороки. Если тебе безразлична я, то постыдился бы перед памятью Рагнары. Давай же, поговори со мной, — с напором потребовала жрица, и губы её расплылись в ехидной улыбке. — Ну же, посмотри на меня. Что ты от меня прячешь?

Убрав пропитанную антисептиком тряпку с лица, Кемром скинул капюшон и повернулся.

— Любуйся, — прорычал мужчина.

Человеческого в нём осталось мало. Элегия иссушила его лицо. Выжгла кожу до карикатурного рельефа. Кончик носа деформировался и стал казаться совсем уж плоским. Губы — разъеденные точно кислотой — исчезли. Кожа истончилась настолько, что на правой щеке просвечивали зубы. Левый глаз почти сросся.

Вилена стоически рассматривала своего гарда. Как и тогда, ни один мускул не дрогнул на её лице. Несомненно, Вейнберг хотела бы верить, что подобные метаморфозы — следствие пагубных пристрастий и скверного образа жизни. Если элегия не убивает сразу, её носитель может прожить ещё долго. На апейроне ли, реминисценографии… Достаточно, чтобы живой позавидовал мёртвому. Кемром зашёлся хриплым смехом. Вилена поморщилась.

Они оба знали, что безобразие — следствие болезни, смертности, ибо иные так выглядеть не могут.

— Наконец твоя форма сходится с сутью, — презрительно бросила жрица. Всё её существо сжалось от отвращения к поражённому Немоком лику. — Сомневаюсь, что хирургия вернёт твою прежнюю мордашку, но постарайся исправиться к нашей следующей встрече.

— Ха-х, с каких пор тебя заботит мой внешний вид?

— С тех самых, как нас стали видеть вместе. Колокол не позвонит без звонаря, Антон, и только от нас зависит, когда он отзвучит в третий раз. Мне нужно, чтобы ты был в форме. В самой лучшей из… ныне возможных. Мне нужен инструмент, чтобы заготовить топливо.

— Какой ещё инструмент? Hor тебе нужны тела, воспользуйся плодами «Панацеи». Этих запасов должно хватить не только на реки, но и на моря.

— Я пробовала. Эти тела не подходят… пройденный этап, — обескураженно. — Здесь понадобятся иные твои таланты… Если их можно так назвать. Я хочу, чтобы ты раздобыл нечто, что не вытравит из тел человеческую суть. Нечто, что сможет ублажить Церну.

— Церну? — напряжение скользнуло в его словах. — Зачем она тебе понадобилась?

— Я намерена вернуть его: на границе его рождения и смерти…

Кемром отозвался с усмешкой:

— Поверить в твои способности к воскресению после того, как ты переливала трупам мою кровь, сложно.

— Любопытный был опыт… — украдкой предавшись воспоминаниям, отметила Вилена. — Напрасно ты сомневаешься. Теперь, когда в меня никто не верит, у меня всё получится.

— Fon, так точно, — не изменяя своей скептичности, согласился Кемром. — Надругательство над телами, гемотрансфузия… Теперь примкнула к ABICO и воплощаешь идеи пророчества… Тебе не стоит…

Договорить ему Вилена не дала. Нахмурившись, она приказала:

— Убирайся, — и пальцем указала на дверь. — Чтоб я тебя больше в таком виде не видела.

Бросив тряпку, Кемром раздражённо кивнул и направился к выходу. Вейнберг, скинув пеньюар, кинула вслед:

— И помни, ты принадлежишь мне.