Если её послушать, то создавалось впечатление, что в Найп-Хилле, с его двухтысячным населением, было больше изощренного зла, чем в Содоме, Гоморре и Буэнос-Айресе вместе взятых. И право, если взглянуть на жизнь обитателей этого простенького городка за последнее время – от управляющего местного банка, растратившего деньги клиентов на своих детей от второй, внебрачной жены, до барменши из «Пса и Бутылки», обслуживающей клиентов в баре в одних лишь шелковых туфельках на высоких каблучках; от старенькой мисс Ченнон, учительницы музыки, тайно прикладывающейся к бутылочке с джином и увлекающейся анонимными письмами, до Мэгги Уайт, дочки булочника, родившей троих детей её собственному брату, и подумать обо всех этих людях, молодых и старых, богатых и бедных, погрязших во всевозможных чудовищных, прямо вавилонских грехах, удивляешься, как это огонь небесный до сих пор не сошел и не уничтожил этот город дотла. Но если послушать немного дольше, перечисление всех этих непристойностей сначала покажется монотонным, а затем и невыносимо скучным. Ибо в городе, где каждый либо двоеженец, либо педераст, либо наркоман, самое скандальное дело теряет свою остроту. Фактически, миссис Семприлл была не просто сплетница. Гораздо хуже – она была занудой.
Что же касается того, до какой степени люди верили в её истории, то здесь мнения расходились. Временами поговаривали, что она драная кошка с поганым языком, и что бы она ни говорила, это сплошная ложь. Но бывали случаи, когда её обвинения оказывали определённое действие, и тогда тому или иному несчастливцу требовались месяцы, а то и годы, чтобы от них отмыться. Несомненно, она сыграла главную роль в срыве доброй дюжины помолвок и бесчисленного количества ссор между мужьями и жёнами.
Дороти тем временем прилагала все усилия, чтобы отделаться от миссис Семприлл. Действуя постепенно, она уже перешла к другому краю тротуара и направила велосипед к бордюру с правой стороны. Однако миссис Семприлл следовала за ней, беспрерывно нашептывая ей в ухо. И только в конце Хай-стрит Дороти набралась достаточно мужества для бегства. Она остановилась и поставила правую ногу на педаль велосипеда.
– Я, и право, больше не могу задерживаться ни на минуту, – сказала она. – У меня ещё сотни дел. Я уже и так задержалась.
– Но Дороти, дорогая! У меня есть ещё кое-что – я
– Извините, я ужасно тороплюсь. Возможно, в другой раз.
– Я об этом
Но тут Дороти поняла, что ей нужно исчезнуть моментально, чего бы это ни стоило. Ничего более несносного, чем обсуждение мистера Уорбуртона с миссис Семприлл, она представить себе не могла. Она села на велосипед и, бросив краткое «Извините, я
– Я хотела вам сказать, что у него появилась новая женщина! – прокричала ей вслед миссис Семприлл, забыв даже о шёпоте, – столь смачной была эта пикантность.
Однако Дороти быстро завернула за угол, не оглянувшись назад и притворившись, что не расслышала эту новость. Недальновидно же она поступила! Прервать миссис Семприлл слишком резко… за такое можно и поплатиться. Любое нежелание выслушивать её сплетни миссис Семприлл истолковывала как признак испорченности, а это влекло за собой поток свежих и ещё более отвратительных сплетен уже о том, кто её вот так резко прервал.
По дороге домой Дороти одолевали злобные мысли о миссис Семприлл, за что она должным образом себя пощипывала. Пришла ей в голову и еще одна, довольно беспокойная мысль о том, что миссис Семприлл определенно могла знать о её сегодняшнем вечернем визите в дом мистера Уорбуртона, и вполне вероятно, что завтра раздует это до очередной скандальной истории. С этой мыслью, зародившей в душе Дороти предчувствие чего-то недоброго, она соскочила с велосипеда у ворот дома, где городской дурачок Джек-простак, дебил с треугольным, словно клубника, красным лицом, бессмысленно хлестал столб веткой орешника.
§ IV
Было немногим больше одиннадцати. Августовский день, нарядившийся было не по сезону в наряды апреля, вспомнил наконец, что уже август, и разразился неимоверной жарой. Так порой перезрелая, но не потерявшая надежды вдова разыграется, забыв ненароком, что ей не семнадцать.
Дороти въехала в Феннелвик, небольшое селение в миле от Найп-Хилла. Она уже отдала миссис Левин мозольный пластырь и собиралась забросить престарелой миссис Пайтер вырезку из «Дейли Мейл» о действии дягилевого чая при ревматизме. Распалившееся в безоблачном небе солнце жгло спину через клетчатое платьице, пыльная дорога дрожала от зноя, а жаркие луга в низине, над которым даже в это время года назойливо заливались жаворонки, зеленели так ярко, что на них больно было смотреть. Кому не нужно работать, говорят про такой день: «славный денёк».