Дочь священника

Дороти отдала миссис Пайтер вырезку из «Дейли Мейл» о дягилевом чае от ревматизма, а затем, выяснив, что миссис Пайтер сегодня так «плоха», что не в силах наносить себе воды на день, принесла ей из колодца три полных ведра. Колодец этот был очень глубоким, с низким бортиком по краям, и у него не было даже ворота – приходилось вытягивать ведро, перебирая руками. Наверняка, самым последним фатальным местом для миссис Пайтер станет именно этот колодец, туда она упадёт и утонет… И потом они присели на несколько минут, и миссис Пайтер еще немного поговорила о небесах. Удивительно, как это получалось, что небеса постоянно завладевали её мыслями. Хотя еще более удивительна яркость и реальность картины, которую она видела. Золотые улицы и ворота из восточного жемчуга казались ей настолько реальными, будто были у неё перед глазами. И картина эта не лишена была самых конкретных, самых земных деталей. Здесь были мягкие постели! Деликатесы на столе! Прекрасная шелковая одежда, каждое утро – свежая! Освобождение навеки от труда в любом его виде! Во все периоды её жизни эта картина Небес была поддержкой и опорой. Удовлетворение от мысли о том, что «бедный рабочий люд», в конце концов, станет главным обитателем небес, любопытнейшим образом умеряло её малодушные жалобы об этом «бедном рабочем люде». То была своего рода сделка, на которую она пошла, согласившись на изнурительный труд во время жизни на земле ради вечного блаженства. Вера её была какой-то уж слишком сильной, если такое возможно. Ибо стоит отметить тот любопытный факт, что от этой уверенности, с которой миссис Пайтер ждала Небес, как некоего шикарного приюта для неизлечимо больных, Дороти чувствовала себя на удивление неловко.

Дороти приготовилась уходить, и миссис Пайтер слишком уж бурно благодарила её за визит, добавляя все новые и новые жалобы на свой ревматизм.

– Ну конечно, я попробую этот дягилевый чай, – заключила она. – И спасибо вам огромное, что вы мне рассказали о нём, мисс. Да я не думаю, что мне это что-то даст. Ах, если б вы знали, мисс, как мучил меня этот ревматизм всю эту неделю! Прямо по ногам сзади, такие боли, точно раскаленной докрасна кочергой водят! А я и не могу достать как следует до этих мест. Ах, не слишком ли это будет, мисс, если я попрошу вас немного растереть мне ноги сзади перед тем, как вы уйдёте? Там у меня под раковиной бутылочка с настойкой Эллимана.

Когда миссис Пайтер отвернулась, Дороти со всей силой ущипнула себя. Она знала, что так получится! Сколько раз уже это повторялось! Не получает она удовольствия, растирая ноги миссис Пайтер! – жестоко укоряла себя Дороти. Ну же, Дороти! Прочь заносчивость! Пожалуйста… Иоанн, 13,14.

– Конечно, миссис Пайтер, – отозвалась она в тот же миг.

Они поднялись наверх по узкой шаткой лестнице. В одном месте пришлось сгибаться почти вдвое, чтобы не удариться о нависающий потолок. Свет в спальню проникал через единственное крошечное квадратное окошечко, зажатое в раме обвившим его со стороны улицы плющом, а потому не открывавшееся уже двадцать лет. Огромная кровать, с вечно влажными простынями и скатавшимся матрасом (по количеству бугров и впадин не уступавшему карте рельефа Швейцарии), занимала почти всё пространство комнаты. Не переставая стонать, старая женщина забралась на кровать и улеглась лицом вниз. Вся комната провоняла мочой и лекарствами. Дороти взяла бутылку с растиранием Эллимана и стала тщательно смазывать большие, с набухшими серыми венами, дряблые ноги миссис Пайтер.

На улице, в расплывающемся зное, Дороти села на велосипед и быстро покатила по направлению к дому. Солнце обжигало лицо, но воздух казался сладким и свежим. Она была счастлива. Счастлива! Всегда после того, как утренние «визиты» заканчивались, она была счастлива до неприличия. И странное дело: причину Дороти не осознавала. На лугу молочной фермы Борлейза, по колено в блестящем море травы, бродили рыжие коровы. Запах коров, вобравший в себя аромат ванили и свежего сена, щекотал ноздри Дороти. Несмотря на добрую половину утренней работы, которая ждала её впереди, Дороти не могла не поддаться соблазну и на минутку не задержаться, придерживая одной рукой велосипед у ворот у луга Борлейза, а тем временем корова с влажным носом, похожим на розовую морскую раковину, почёсывала подбородок о заборный столб и задумчиво разглядывала Дороти.