Дочь того самого Джойса

Больше я не успела вымолвить ни слова. Сэнди остановился прямо посреди улицы. Автомобили гудели в рожки, дребезжали телеги, нагруженные бутылками с вином. Он прижал меня к себе с такой силой, что я едва не задохнулась. А потом его губы впились в мои, теплые, влажные, настойчивые, его язык проник глубже…

– Вы сводите меня с ума, Лючия. – Он засунул мою руку обратно себе под локоть. – Вы уже спросили родителей, можно ли нам проводить уроки в моей студии… о, моя маленькая обворожительная девочка…

– Я обязательно спрошу. Обещаю.

От предвкушения я даже слегка подпрыгнула. Я ощутила себя освобожденной, как лодка, которую отвязали от берега. Выразив свои чувства ко мне так недвусмысленно, так ярко, Сэнди освободил меня. Воображение перенесло меня в студию Сэнди. Мы лежали на полу, обнаженные. Маленькие циркачи вокруг как будто подбадривали нас и кричали «браво!», пока мы катались по полу, пожирали друг друга, сливались воедино. Это было совсем не так, как с Эмилем или Беккетом. И как не права была Стелла с ее змеиным языком! Да, миссис Александр Колдер постепенно обретала контуры, росла, наполнялась плотью, как миниатюрные скульптуры Сэнди.

– Вы ни на кого не похожи, Лючия. – Сэнди вдруг расхохотался так громко, что я почувствовала, как сотрясается его тело. – Спросите их завтра. Обещаете?

Разумеется, мама и баббо не разрешили мне заниматься рисованием в студии Сэнди. И Сэнди больше не упоминал об этом. Так что мы продолжили наши уроки в кухне на Робьяк-сквер.

Однажды, после долгого вечера в «Куполь», полного поцелуев в самых разных темных уголках, Сэнди прибыл на урок с большим опозданием. Он задыхался от волнения. Как выяснилось, он только что побывал в студии Пита Мондриана. Сэнди говорил так быстро, что я едва успевала его понимать. Слова сталкивались, переливались через край, перемешивались, а он все не мог остановиться, круг за кругом обходя кухонный стол. Он был слишком пьян от возбуждения, чтобы сесть.

– Его студия целиком белая. Почти никакой мебели, только самые необходимые вещи. И их он тоже перекрасил в белый. Никаких украшений. Единственный тюльпан в вазе… и угадайте? Да-да, верно, он и его выкрасил в белый! Только один предмет в студии не белого цвета – его граммофон. Но угадайте снова? Он покрасил его красным. Граммофон! Можете себе представить? – Сэнди на мгновение замолчал, чтобы набрать воздуха в легкие, и продолжил, размахивая руками как безумный и мотая головой от изумления: – Окна студии выходят на две противоположных стороны, так что свет проникает туда и справа и слева, но к той стене, что между ними, он прикрепил огромные прямоугольники картона, выкрашенные в основные цвета. И он передвигает их в зависимости от настроения. Я никогда не видел ничего подобного!

– Он перекрасил тюльпан в белый? Почему же он просто не купил белый тюльпан? – Я потянулась, чтобы погладить его по руке, но Сэнди или не слышал моего вопроса, или не обратил на него внимания… хотя вопрос был довольно дерзкий. Он почти бегал по кухне, так что я даже не могла до него дотронуться.

– Мондриан верит только в цвет и линию – говорит, это самая чистая форма выражения, а все остальное не имеет значения. Но его прямоугольники подарили мне замечательную идею – вещи, зависшие в пространстве, разных форм и цветов. Некоторые движутся, некоторые нет. Я спросил, могу ли я немного поиграть с его прямоугольниками. Подвигать их туда-сюда. – Сэнди описал еще один круг, сжимая и разжимая кулаки.

– И что он ответил?

– Отказал. Наотрез. Сказал, что его работы и так имеют достаточную скорость. А его взгляды на цвет… О! Он использует только черный и белый и иногда красный. Такая у него и студия – все белое, черная ваза и красный граммофон. Ни зеленого, ни розового, ни фиолетового. Он считает, что все эти цвета лишь сбивают с толку и все смазывают.

– Должно быть, он и одевается только в белое? Покрасил ли он волосы в один из основных цветов? – серьезным тоном спросила я, но Сэнди снова меня не услышал. Интересно, подумала я, а со мной ли он вообще разговаривает? И заметит ли, если я потихоньку выйду из кухни?

– Он все время говорил о концепции «как». То есть о сути. Все его работы посвящены «как», или сути расположения, сути объема, сути цвета. Черт подери, как же это вдохновляет!

Сэнди почти поднялся на цыпочки. Я нервно взглянула на открытое окно. Что, если он нечаянно вывалится? Ведь тогда он обязательно разобьется насмерть.

– Может, начнем урок? – предложила я и опять потянулась к его руке, желая про себя, чтобы он отошел от распахнутого окна подальше.

Сэнди с удивлением взглянул на свои карманные часы.

– Нет времени. Мне нужно вернуться в свою студию. Я хочу начать работать над своей идеей уже сегодня днем. Может быть, встретимся в «Куполь» позже? Вечером?

Я кивнула и подумала, что неплохо бы подготовить пару умных вопросов о пространстве и объеме. На всякий случай.

– Как там моя брошь? И серьги? И сюрприз?! – крикнула я уже вслед Сэнди. Но ответа не услышала. Только топот его ног на лестнице.