Дочь того самого Джойса

– Он сейчас в Дублине. Но должен очень скоро приехать – мы ожидаем его в любую минуту. Конечно, мама не хочет, чтобы я выходила замуж за ирландца. Она вполне ясно дала мне это понять. – Я театрально возвела глаза к небу.

– Но она ведь вышла. То есть она сама вышла замуж за ирландца.

– Да. Но это совсем другое дело. Или, может, именно по этой причине она не хочет, чтобы я это сделала. Она считает, что все ирландцы – пьяницы.

– Возможно, она не хочет, чтобы твоим мужем стал бедный писатель с неопределенным будущим?

– Иногда мне кажется, что она вообще не хочет, чтобы я выходила замуж. Не знаю, чего она хочет. Она не желает, чтобы я танцевала, – это мне точно известно, она более чем доходчиво выразила свое мнение на этот счет. Но когда я стану замужней женщиной, то снова буду танцевать на сцене. Вот увидишь! – Я вспомнила о своих брачных планах, и мои руки сами собой сжались в кулаки.

– Конечно, ты должна продолжать. Ты восхитительная танцовщица! – Стелла ослепительно улыбнулась.

– Я еще не окончательно сдалась. Я занимаюсь с Маргарет Моррис – изучаю ее систему движения. Это тоже танцы, но такие, из которых можно извлечь практическую пользу. – Я разжала кулаки, вытянула руки, чтобы ладони оказались рядом, раздвинула пальцы и пошевелила ими. – Смотри. Это движение называется «река».

– И какая от него практическая польза? – с любопытством спросила Стелла.

– Мисс Моррис полагает, что эта система может помочь детям, женщинам при родах, инвалидам и людям с недостаточными физическими возможностями. – Я понизила голос и притянула Стеллу к себе. – Что ты думаешь о моем левом глазе? Только смотри внимательно, как художник. Что ты видишь?

Стелла смутилась. Я отметила, что она явно не знает, что сказать, и лихорадочно подбирает слова.

– Баббо пообещал, что мне сделают операцию, чтобы убрать косоглазие. Видимо, это будет ответ моим молитвам.

– Могу я спросить, о чем ты молишься, Лючия?

– Если мой глаз станет нормальным, возможно, я смогу вернуться на сцену. И Беккету будет легче сделать мне предложение.

– О чем ты говоришь? – Она изумленно распахнула глаза.

– Может, он опасается, что у него родятся дети с косящими глазами. Или не хочет иметь косоглазую жену. Внешность очень важна для мужчин.

Я взглянула на Стеллу и, в первый раз за это утро, заметила, как она выглядит и что на ней надето. Черные волосы блестящими колечками обрамляли ее округлое лицо, глаза напоминали отполированный черный мрамор, над ними послушными дугами изгибались черные густые брови. На Стелле был потрясающий наряд приглушенного бутылочно-зеленого оттенка. На шею она повязала оранжевый шарф, а на голове красовалась шляпка-клош, к которой был приколот маленький букетик шелковых цветов, тоже ярко-оранжевых, в тон шарфу. Почему я не разглядела этот дерзкий и элегантный костюм раньше? Почему меня, как одержимую, привлекали только неподвижные глаза мертвого фазана?

– Я думаю, что этот твой маленький недостаток – часть тебя. Он придает тебе некую ранимость, беззащитность, а это так мило! Мне кажется, если бы кто-то был в тебя влюблен, он не обратил на это внимания. – Стелла говорила очень медленно, как будто тщательно обдумывала каждое слово, которое собирается произнести.

– Я его ненавижу! Дождаться не могу, когда этот «маленький недостаток» исчезнет!

Две пожилые леди в другом конце зала оглянулись и одарили меня осуждающими взглядами. Стелла аккуратно подхватила меня под локоть, и мы направились к следующему залу. Напоследок я все же обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на мертвого фазана, так бесславно закончившего свою жизнь. «Что ты хочешь мне сказать?» – одними губами произнесла я. Ответа, разумеется, ждать не стала – для меня было бы крайне нежелательно, если бы Стелла доложила баббо, что я вела себя на нашей лекции как безумная.

– Ты осилишь еще одну картину, или лучше пойдем домой, Лючия?

Я глубоко вздохнула. Почему Стелла разговаривает со мной так, будто я ребенок? Или инвалидка?

– Разумеется, я могу посмотреть еще одну картину. Но мне хочется увидеть изображение рук. Кистей рук. Изящных, худощавых, с длинными пальцами. Мужских…

– Кистей рук? – Стелла нахмурилась и бросила на меня странный взгляд.

– Да, обнаженных кистей рук.

Я не стала рассказывать ей о руках Беккета, его тонких запястьях, косточках на точеных нервных пальцах. Я не могла перестать думать о них, этих прекрасных руках, которые обнимали меня, ласкали, которые навсегда оставили отпечатки на моей коже – словно следы от ожогов. Нет – это было мое, и только мое, и я не собиралась ни с кем этим делиться.

Глава 14

Ноябрь 1929 года

Париж