Дочь торговца шелком

Сильвия отступила, прижимаясь спиной к поручням. Ее взгляд заметался по сторонам, когда Марк шагнул к ней, но вот она вновь повернулась лицом к океану. На одну кошмарную секунду Николь представила, как Сильвия бросает ее дочь в воду. Страх был столь сильным, что она чуть не закричала, но вместо этого сильнее стиснула край шлюпки, пока не посинели костяшки пальцев.

Марк подошел ближе.

– Можно мне подержать Селесту?

Сильвия оглянулась, и Николь тут же поняла, что с сестрой что-то не так. Ее лицо было пустым, а взгляд – невидящим.

– Обещаю, что не обижу ее.

– Я забочусь о ней.

Сильвия снова перевела взгляд на море, потом отдала Марку ребенка.

– Спасибо.

Он отошел от поручня. Сильвия последовала за ним.

– Она болела, но теперь ей лучше.

– Рад это слышать. Сильвия, но ты выглядишь не очень хорошо.

Николь больше не могла сдерживаться и направилась к ним. Сильвия вздрогнула от звука шагов и обернулась.

– Я заботилась о ней. Клянусь.

Николь подошла ближе.

– Я знаю. Все нормально. Теперь мы здесь.

Воздух, пропитанный солью и запахом рыбы, комом застрял в горле Николь. Уверенность девушки поколебалась, она словно тонула в океане. Николь зажмурилась, стараясь выпутаться из этого воспоминания.

Сильвия нахмурилась:

– Я не могу припомнить…

Она говорила ровным голосом, и Николь подошла к сестре еще ближе. Потом застыла, увидев в ореховых глазах Сильвии совершенно чужое выражение.

– Идем, – сказала Николь. – Пойдем со мной. Все хорошо.

Между ними повисла тишина, прерываемая лишь редкими криками чаек. Николь изучала лицо Сильвии. Что с ней? Сестра отвела взгляд, потом снова посмотрела на Николь, но не пошевелилась.

– Я заботилась о ней.

– Знаю.

Николь не могла выдержать отчаяния во взгляде Сильвии. Услышав вдалеке грохот, девушка посмотрела на тучи. Ее обуревали сильнейшие чувства, в которых она не могла разобраться. Несмотря ни на что, она любила сестру и не хотела видеть ее такой сломленной.

Николь отвернулась от Сильвии и подошла к Марку, который, с восхищением на лице, все еще держал на руках дочь. Ее сердце затрепетало при виде этой идиллии.

– Я даже не думал, что она такая красавица, – сказал Марк хриплым от волнения голосом.

Николь кивнула, на мгновение потеряв дар речи.

– А ты не хочешь взять ее на руки? – спросил Марк.

Она сглотнула ком в горле:

– Конечно хочу. Больше всего на свете. Но меня так сильно трясет, что я боюсь уронить ее.

Он переложил Селесту на одну руку, а второй приобнял Николь за плечи.

– Иди сюда. Мы найдем, где нам разместиться на нижней палубе. Там будет безопасно, а ты сможешь держать ее столько, сколько захочешь.

– Дай мне минутку.

Небо нахмурилось еще сильнее, океан снова всколыхнулся, посыпался холодный дождь. Николь вернулась за Сильвией, которая не сдвинулась с места.

– Идем, Сильвия. – Она протянула сестре руку. – Нельзя здесь оставаться. Ты простынешь. Идем с нами.

Эпилог

Восемнадцать месяцев спустя – ноябрь 1955 года, Париж

Отец Николь жил на верхнем этаже обшарпанного готического здания на углу в квартале Маре, в Париже. Он сказал, что купил эту квартиру из-за вида. Живя наверху, он видел улицу на несколько миль и не обращал внимания на то, что происходит внизу. Отец не был прикован к постели, как думала поначалу Николь, но она с облегчением увидела, что старый скрипучий лифт все еще работает. Девушка стояла на балконе и смотрела вниз на улицу. Напротив, тоже на углу, находилась парикмахерская, но отличало это место даже не то, что тут постоянно собирались проститутки, а невероятно яркие цвета волос у женщин, которые посещали заведение. Отцу не было до этого дела. Здесь находилось его любимое кафе, где он утром выпивал горячий шоколад, а также рынок со свежими продуктами, пекарня и мясная лавка. Он был доволен, что, учитывая его прежнюю привязанность к Вьетнаму, удивляло Николь. Однако столь простой образ жизни, казалось, устраивал его, да и здоровье улучшилось.

Благодаря прекрасному парижскому врачу полностью восстановилось здоровье и самой Николь. Это заняло больше времени, чем она ожидала, но Марк все время повторял, что она недооценивала то, как пострадала во время своего опасного путешествия на юг и какой хрупкой была после заключения.

Она облокотилась о замысловатые перила балкона и взглянула на Париж, желая запечатлеть эту картину в памяти.

– Мама! – позвал ее детский голосок.

За мячом прибежала Селеста, рыжеватые кудряшки подпрыгивали, окружая милое личико с ярко-голубыми глазами.

– Я же просила не играть здесь в мяч!

Девочка выглядела такой счастливой и спокойной, такой довольной собой и, к счастью, не помнила ничего о прошлом. Николь посмеялась, подняла дочь на руки и покружила ее. Селесте это нравилось, и она попросила еще, но время было на исходе.

– Иди поиграй с дедушкой. Я должна упаковать вещи.

Селеста побежала обратно в гостиную, а дедушка усадил ее на колени. Она принялась целовать его в щеки. Николь последовала за дочкой.

– Я буду скучать по тебе, малышка. – Отец Николь поцеловал девочку в щеку.

– Ты будешь нас навещать, – ответила Николь.