Дочь торговца шелком

– Он был хорошим парнем. Мы считаем, что так могли отомстить за убийство французского чиновника, хотя он к этому и непричастен.

Николь хотелось сменить тему разговора.

– Почему Вьетминь снова бросает нам вызов? Я думала, что борьба уже закончилась.

– Это война. Ничего не закончится, пока мы не одержим победу. Вся ваша экономика держится на экспорте нашего сырья, нашего!

– Но что насчет mission civilisatrice?[10] Французы хотят лишь улучшить благосостояние страны.

Парень сплюнул на пол.

– Во славу Франции!

Николь знала, что его слова несправедливы. Французы старались дать людям образование, укрепить и другие сферы жизни страны.

– Знаешь, что было, когда пришли японцы? – спросил Чан.

– Немного.

– Они мирились с вами, французами, пока мы голодали.

Последние слова Чан чуть ли не прошипел, и Николь вновь занервничала. Она покачала головой, подумывая отступить к двери. Ходили истории о том, что японцы забрали запасы риса и начался ужасный голод. По слухам, на улицах Ханоя лежали горы трупов, оставленных гнить, но Николь не знала, правда ли это.

Девушка закусила губу.

– Ты называешь меня француженкой. Но я наполовину вьетнамка. В любом случае, когда войну проиграли, японцы расстреляли французов.

Она глянула в сторону двери. Чан скрутил сигаретку и достал спичечный коробок. Надо просто заболтать его, решила Николь.

– Мы вернули себе страну, но тут вы, французы, опять явились со своими союзниками. Старый квартал претерпел ужасные разрушения, как и район Сите Университе.

Чан замолчал и уставился в пол. Среди воцарившейся тишины Николь придумывала план действий. Без сомнений, парень верил во все, что говорил, но ее отец не застрелил бы брата Чана без причины.

– Скажи, – прикурив, спросил парень, – что твоя семья делает сейчас в Ханое?

Николь пожала плечами и принялась сматывать шелк, оставшийся на прилавке.

– У твоего отца важный пост. – Чан сделал глубокую затяжку. – Думаю, ты мне поможешь.

Николь насторожилась, не зная, к чему он клонит.

– Вскоре город будет в осаде. И ты могла бы посодействовать.

– Зачем мне это?

– Ведь ты сама сказала. Ты наполовину вьетнамка, разве не так?

Николь посмотрела Чану в глаза, столь же черные, как и у нее самой.

– Хочешь узнать больше? Я могу тебе многое показать. Завтра, после закрытия магазина, идем со мной. Буду ждать тебя на углу.

Николь неторопливо кивнула, делая вид, что размышляет.

– Откуда ты знаешь, что я не расскажу все отцу?

Чан прищурился и улыбнулся:

– Что-то подсказывает мне, что не расскажешь, маленькая метиска.

* * *

Тем вечером Николь поздно ушла из магазина, надеясь избежать встречи с соседкой. Чан жив, но убит его брат. Конечно, он тоже приходился кузеном У Лан.

Вернувшись домой, Николь надеялась незаметно проскользнуть в спальню, чтобы побыть наедине с собой, но в холле ее встретил отец.

– Ах вот и ты, chérie, – сказал он коротко, но дружелюбно и протянул руку.

Николь послушно прошла за ним в главную гостиную, где увидела Сильвию. Сестра улыбалась Марку, который стоял позади изогнутого дивана ар-деко. Сильвия протянула ему руку. Он не принял ладонь, но Николь хватило одного этого жеста.

– Насколько ты знаешь, Марк ведет дела с Сильвией, – сказал отец. – Нам поступил большой заказ на шелк.

Сердце подпрыгнуло в груди, когда Николь услышала ложь из уст отца. Девушка села как можно дальше от всех, на стул с жесткой спинкой возле камина. Комнату заполнили любимые желтые розы Сильвии, и от этого приторно-сладкого аромата Николь затошнило. Она взглянула на Марка, и он одарил ее все той же широкой улыбкой, которая прежде вызывала в ней восторг. Николь отвернулась, не ответив ему тем же, однако сердце ее разрывалось на части. Душа наполнилась чувством необычайной беспомощности. Николь не могла даже взглянуть на Марка. Вместо этого она уставилась на каминную полку, где стояла коллекция сине-белого вьетнамского фарфора пятнадцатого века.

Эта комната, как и многие другие, была оформлена в индокитайском стиле. На полу лежала глянцевая плитка с цветочными мотивами, прикрытая по центру небольшим антикварным вьетнамским ковриком. Горели лампы, создавая в гостиной уютную атмосферу, хотя Николь никакого уюта не ощущала. Она смотрела на темнеющее небо за двумя огромными окнами. Сезон дождей еще не закончился, и на улице снова шел ливень. Она слышала стук капель, что срывались с карнизов и собирались в лужи на веранде. Ей безумно хотелось выбежать на улицу и постоять под дождем, чтобы вода смыла ее боль.

– Я хотел собрать всех вас, – сказал отец, – потому что по городу ходят разные слухи. Что бы вы ни слышали, нет никаких свидетельств того, что Вьетминь приближается к Ханою. Угрозы нет. Хочу заверить вас.

– Значит, живем как прежде, – улыбнулась Сильвия.

– Вот именно.

Николь заметила, как яростно закивал Марк. Он поймал на себе ее взгляд и снова попробовал улыбнуться, но она опять отвернулась. Правда оставалась правдой: все трое были в том подвале отеля, все участвовали в убийстве брата Чана.