Дочь торговца шелком

Ночью Николь никак не могла отделаться от гнетущих мыслей. Как наивно было считать, что можно разграничить две стороны своей жизни. Конечно, ей придется выбирать. Поведение Чана пугало ее, и казалось, что она сделала неверный выбор. Война выпустила на свободу монстров, и Николь не понимала, был бордель испытанием или уловкой. Ее отправляли на территорию, занимаемую французами, где ради своего спасения она могла раскрыть информацию о вьетнамцах, однако она находилась в розыске, а значит, ее могли арестовать. Чан знал все это.

Николь напряглась, прислушиваясь к храпу из соседней палатки. Стенки здесь были довольно хлипкими, просто брезент, натянутый на бамбуковые шесты. Николь выползла наружу и осмотрелась, часто дыша. Между палатками стелился туман, а в нависшем небе поблескивал лунный серп. Уснули даже солдаты, стоявшие на часах. При виде темного силуэта сердце Николь чуть не остановилось.

Ухнула сова. Николь вздрогнула. Силуэт приблизился, и она узнала Чана. Он шагнул вперед, приложил палец к губам и сделал знак следовать за ним. Крадучись он обошел бамбуковое ограждение за рядом палаток, попробовал колышек, который некрепко держался в земле. Каждый шаг казался оглушительно громким, листья и ветки хрустели под ногами. Пока они шли по периметру, никто больше не проснулся, но воображение рисовало Николь то, чего на самом деле не было.

Чан нашел слабые колышки и приподнял ограду над землей. Затем провел пальцами по губам Николь.

– А теперь иди. Завтра тебя станут искать. Уходи как можно дальше и поторопись.

Под оградой можно было пролезть, распластавшись на животе. Чан правда отпускал ее?

«А что, если это ловушка?» – пронзила ее, словно молния, новая мысль. Николь придется повернуться к Чану спиной. А у него есть винтовка. Не станет же он рисковать своей репутацией?

– Быстрее! – Парень подтолкнул ее. – Присядь и пролезь тут.

Другим он скажет, что застрелил ее при побеге. В любой момент раздастся выстрел.

– Зачем тот человек привел меня сюда? – прошипела Николь.

– Партия подозревает всех, в ком течет смешанная кровь. С метисами жестоко расправляются. Тебе небезопасно оставаться с труппой. Мне пришлось забрать тебя оттуда. Вот, возьми. – Он передал ей компас, который Николь приняла трясущимися руками. – Иди на юг. В мешке лежит французская одежда.

Николь приняла мешок.

– Торопись. – Голос Чана понизился до шепота. – Не останавливайся. Не спи.

Она подумала о старинном кошеле с фотографией Марка.

– Мне нужно забрать кошель.

– Нет времени.

– Зачем ты это делаешь?

Чан отошел в сторону.

– Николь, ты очень дорога мне. Я приду за тобой, когда все закончится.

* * *

В последующие дни Николь передвигалась так быстро, как только могла, пересекая земли, полные опасностей, сбиваясь с пути и проваливаясь в заболоченные ямы. Она промокла и продрогла, но выкарабкалась и научилась находить тропы среди зарослей джунглей и болот; переправлялась через горные ручьи и просила еды в крохотных деревеньках у дружелюбных жителей.

Когда от звука ее шагов с визгом разбегались обезьяны, Николь в страхе замирала на месте. Она не знала, преследуют ли ее и стоит ли бояться неожиданной встречи, но поняла, что единственный выход – вернуться в Ханой. Еще никогда особняк не манил ее настолько, и она с тоской вспоминала жизнь там, утешая себя. Все это время Николь думала о Лизе, которая каждый раз принимала ее сторону.

Николь вспомнила дни в Хюэ, когда они с Лизой сидели в саду. Час был ранний, и рассветное солнце окрашивало деревья в розовые тона. Между деревьями шелестел легкий ветерок, и настроение у девочки было замечательное. Словно она оказалась на островке рая.

– Я слышу голос Бога в шелесте ветра, – сказала Лиза, – а его дух парит в этом бескрайнем небе.

Николь добавила:

– Я вдыхаю аромат цветков лотоса и представляю пруды с лотосами и крохотных лягушат, которые прыгают и плескаются.

Они с Лизой обнялись.

– Какое у нас сегодня лирическое настроение. Давай прогуляемся, а потом я заплету тебе самую красивую французскую косичку, так что все девочки в классе обзавидуются.

Воспоминание померкло. Николь подумала о Чане, растревожившись еще больше. Было ли его поведение притворством? Но тех людей все же наказали. Никакого обмана. Лучше перестать думать об этом и сосредоточиться на возвращении домой.

Дом. Девушка постоянно о нем вспоминала, и даже когда веки опухли от укусов и грязи, она плелась вперед. Промокшие ботинки развалились, в мозоли на ногах попала инфекция, но, несмотря на адскую боль, Николь шла дальше. Когда она слышала шорохи, то от страха пряталась в бамбуковых зарослях или за обвитыми лианами деревьями и останавливалась отдохнуть, когда совсем не могла двигаться дальше.