Дочь торговца шелком

Если раньше Чан утверждал, что будет работать вместе с труппой, то теперь неделями отсутствовал. Когда он появлялся, то уделял Николь все меньше внимания, исчезло тепло в его глазах. Ее это очень огорчало: и дело не в физическом влечении, просто ей казалось, что она здесь лишняя. Николь знала, что кое-кто из труппы работает на Вьетминь, но кто именно, она не догадывалась. В каждой деревне, которую они проезжали, находились и сторонники, и противники националистов. Участились жестокие расправы.

Артисты труппы выступали в масках или в красно-белом гриме, вряд ли бы ее узнал кто-то из французов. Днем Николь носила традиционную вьетнамскую одежду, которая тоже служила своеобразной маскировкой, и хотя девушка побаивалась, что офицеры ее обнаружат, но порой ей хотелось снова поговорить по-французски. За проведенные с труппой месяцы Николь повидала не самое приятное: испарились остатки веры во французский Индокитай. Чем больше времени она проводила с труппой, тем ближе становилась к вьетнамцам.

Николь встала с бревна, потянулась и пошла наносить грим в фургон, который делила еще с тремя артистами. Другие уже закончили, ей следовало поторопиться.

Николь обожала наносить на лицо грим. А сейчас ей только осталось обвести контур губ, когда ее занятие прервал возникший рядом человек. Она взглянула в зеркало и замерла. С неприятным чувством Николь поняла, что это Зыонг, мужчина, который несколько месяцев назад демонстрировал острый нож. Он кивнул, Николь встала и, вспомнив слова Чана об уважении к старшим, вежливо поклонилась ему и с тяжелым сердцем вышла из фургона.

В тот вечер представление шло как обычно. Никто не обронил ни слова, но Николь казалось, что все знают, зачем здесь этот человек. Она видела, как он наблюдал за ней во время представления. Неужели после всех долгих месяцев совместного путешествия и выступлений труппа все равно считала ее чужой?

На следующий день Николь подслушала сплетни артистов. При виде ее они замолчали. Наступила ледяная тишина. Группа рассеялась, осталась лишь ее подруга-музыкантша Фуонь, которая натягивала струны инструмента. Николь попробовала расспросить ее, но та покачала головой и опустила взгляд. Возможно, она и хотела что-то сказать ей, но, очевидно, не могла. Когда не знаешь, кому доверять, становишься уязвим и одно небрежное слово может привести к катастрофе. Если Николь хотела выяснить, что происходит, то лучше обратиться к человеку с ножом.

Она огляделась, надеясь, что Чан окажется где-то поблизости и поддержит ее, как когда-то. Но его не было, придется все решать самой. Вскоре Николь нашла Зыонга под деревом с ободранной корой, неподалеку от фургона. Девушка выпрямила спину и посмотрела ему в глаза. Стоило проявить осторожность, но слова сами рвались наружу.

– Что вы здесь делаете?

Зыонг постучал себя по носу и закурил.

– Много прошло времени.

– Где Чан?

Собеседник не ответил, выдувая дым через ноздри.

– С ним все в порядке?

Он выпятил вперед подбородок и потер его.

– Думаю, нам нужно узнать друг друга получше.

– А Чан?

– Ты девственница? – Зыонг сощурился и продемонстрировал оскал.

Николь не собиралась позволить ему запугать себя.

– А это тут при чем?

– Почему ты так интересуешься тем парнишкой?

– Он мой товарищ.

– Хороший ответ. – Зыонг кашлянул, поперхнувшись дымом. – Но здесь нечто большее.

Николь сохраняла спокойствие, игнорируя его замечание. Вьетнамцы редко показывали чувства, и он просто провоцировал ее.

Она пожала плечами:

– Я предана нашему делу.

– Вскоре мы это проверим, – сказал Зыонг, затем встал и пошел прочь.

Скрытая угроза в его словах обеспокоила Николь, и она несколько дней глаз с него не спускала. Он обладал некой силой, но она понятия не имела, какой именно и как собирается ее применить, и поэтому казалась себе беспомощной. Другие артисты труппы тоже его остерегались. Похоже, никто не хотел рисковать, становясь на ее сторону. Николь нервничала все сильнее, а когда не смогла уснуть из-за тяжелого, давящего воздуха, то вышла на улицу послушать какофонию ночных звуков из джунглей. Ночью страхи усиливались, буквально нависая над ней темным облаком. Но как понять, пустые ли ее страхи, или человек с ножом и впрямь опасен?

На следующий день французы сожгли дотла деревушку, где они останавливались на одну ночь. Николь беспомощно смотрела с верхушки холма, как по ветру разлетаются последние клочья дыма. Всех женщин и детей убили, а те, кто выжил, остались ни с чем. Николь спросила, кто похоронит мертвых, но ей ответили, что этим никто заниматься не будет. Новые жестокости напомнили, на что способны французы.

Предаваясь размышлениям, Николь вновь заметила Зыонга. На этот раз она вовсе не искала его. Он сидел под лампой, которая раскачивалась на ветке. Достав лезвие для бритья, каким пользовался ее отец, он принялся стругать палку, делая острие. В свете лампы сверкало лезвие ножа.

– Не можешь оставить меня в покое, да? – Зыонг подмигнул ей. – Я могу тебе помочь. Ты ведь доступна, как и все француженки? Не думай, что у меня не было опыта.