Дочь торговца шелком

Путешествие на север в начале ноября не показалось Николь столь тягостным, как она ожидала: напротив, она наслаждалась чувством свободы и любовалась закатами, придающими окружающему миру особое очарование, а самое главное – ощущение, что все возможно. Пешие переходы в это время года переносились довольно легко. Шли в основном по ночам, пригибаясь, когда над головой пролетали летучие мыши, перебиравшиеся с одного приземистого дерева на другое. Когда путники заметили в синем лунном свете черного медведя, Николь замерла. Чан распахнул глаза, одним взглядом предупреждая ее не двигаться. Медведь прошел мимо. Днем пытались подремать, но их разбудили курносые обезьяны – любопытные создания тянули людей за волосы и рылись в мешках, ища, чем бы поживиться.

Должно быть, все это готовило Николь к последующим тяготам, но она решительно делала все, что в ее силах. Не роптала, что приходится спать на земле, а восхищалась дикой природой, принимая каждый день таким, какой он есть. Порой они слишком близко подходили к французским отрядам, и тогда по жилам Николь струился страх, однако жизнь на открытом воздухе, среди ветров, дождя и птиц, приносила ни с чем не сравнимую радость. Николь по-новому взглянула на себя. Успокаивало и то, что Чан не ждал от нее близости.

* * *

Первые дни с театральной труппой прошли быстро. Сперва Николь было не по себе, но по совету Чана она скрывала это. Она научилась подмечать в людях малейшие признаки перемены настроения, эмоции, понимать, что думают другие. Николь лишь надеялась, что никто не может заглянуть в ее собственные мысли. Люди проявляли дружелюбие и приходили на помощь, но она держалась особняком и старалась не проронить ни слова по-французски. С одной девушкой она все же подружилась – музыкантшей по имени Фуонь. В конце представления они вместе выходили покурить. Потом сцену разбирали, и театр ехал дальше.

Их спектакль был поставлен в стиле театра тео[15], представляя собой сатирические зарисовки повседневной жизни, которые раньше исполняли на главной площади деревенские жители. Такие простые драматические музыкальные истории прекрасно подходили Николь. Все уроки У Лан невероятно пригодились. Традиционно спектакль рассказывал о людях, которые преодолевали этические или религиозные проблемы, но постановки стали более современными, а в некоторых содержались призывы к самопожертвованию. Чтобы укрепить дух сельских жителей и убедить присоединиться к войскам сопротивления, в пьесах изображались мужчины и женщины, героически защищавшие страну от французов.

Песни исполнялись под аккомпанемент традиционных инструментов: цитры, лютни, скрипки и бамбукового ксилофона. Барабаны отсчитывали военный ритм в восемь тактов.

Сперва эта музыка воодушевляла Николь, создавая в душе гармонию. Дни перетекали в недели, недели в месяцы, шло время, и девушка с удивлением поняла, что выступает с труппой уже полгода.

Однажды днем, после долгого перехода по болотистой местности, она села на бревно в тихом месте и задумалась. Уменьшились запасы мяса птицы, ухудшились условия размещения. Приходилось спать в продуваемых амбарах и хибарах, кишевших крысами. Николь невольно возвращалась мыслями к удобствам своей прежней жизни. Пустой желудок не слишком помогал делу. Она постоянно испытывала голод, а еще терпела жару. Николь расчесывала многочисленные укусы на ногах, все чаще вспоминая о французской вилле. Пыталась воскресить в памяти каждую комнату, но мысли словно затянул туман. Как бы девушка ни силилась, перед глазами возникали лишь старая спальня, ванная комната наверху и кухня.

Вот бы сейчас вымыться в небольшой ванной комнате, которую они делили с Сильвией. Николь улыбнулась при этой мысли и даже заскучала по сестре, вспоминая, какой аккуратной была одна половина ванной, а вторая же завалена шпильками, заколками и вечно не закрытым кремом для лица. Девушка представила себе огромное зеркало ар-деко, занимавшее стену, как оно покрывалось паром, когда кто-то принимал ванну. Из окна виднелись тропические листья папоротника. Все это казалось таким далеким. Какой же наивной она была.

Николь стало еще более одиноко, чем прежде. Она спрашивала себя: не совершила ли промах, отправившись на север с Чаном? Не ошиблась ли насчет Марка? Может, в их последнюю встречу он правда приходил именно к ней. Николь признавала, что действовала импульсивно. Возможно, стоило поговорить о домашнем аресте и убийстве того парня, и все могло сложиться иначе. Николь огляделась по сторонам, затем коснулась снимка Марка и спрятала фотографию обратно в кошель. Николь каждый день смотрела на нее и всегда улыбалась, вспоминая то падение в озеро. Однако она выросла в семье, где не принято говорить правду. Вместо того чтобы отстаивать свою позицию, она сбежала. У Лан была права.