Дочь торговца шелком

– Французы отправляют пятьдесят тысяч солдат на север, а также американские самолеты.

Тот кивнул.

– Ты певица?

Николь с трудом держала себя в руках. Эти люди не должны узнать, как ей страшно.

– Да.

– Ты знаешь вьетнамские песни?

– Моя мать была вьетнамкой.

В желудке все свело, когда Николь уверилась в том, что сейчас провалится. Все смотрели на вожака, а тот не спускал с нее взгляда.

– Если хочешь остаться, то будешь петь для нас. Встань.

Она поднялась на ноги, и все мысли исчезли из головы. Все это казалось ужасной ошибкой. Николь рискнула взглянуть на Чана, но его лицо оставалось бесстрастным – парень избегал смотреть на нее. Девушка напряглась. А что, если она не вспомнит подходящей песни? В голове всплыла мелодия, потом строчка из представления, еще одна, но большая часть слов стерлась из памяти. Будут ли ее судить по выбору песни? Или по голосу? Конечно, они ожидают от нее традиционной вьетнамского песни, которую знают все, но мозг выдавал исключительно французские мотивы. Почему она не могла вспомнить то, что разучивала с У Лан?

В горле у Николь полыхал пожар, но наконец вспомнился один мотив – колыбельная об осеннем ветре и надвигающейся зиме, из тех песен, которые они в недавнее время пели вместе с У Лан. Николь припомнила почти все слова. Превозмогая страх, она запела. Атмосфера в комнате была мрачной, но Николь закрыла глаза и представила себя дома, в саду, среди покачивающейся на легком ветерке листвы. Ей удалось передать умиротворенность и меланхолию осени, а когда она открыла глаза, то увидела, что повстанцы слушают ее. Когда Николь смолкла, никто не проронил ни слова.

– Она остается. – Вожак кивнул. – Все согласны?

И все тоже закивали, за исключением мужчины с ножом, который с разочарованным видом вышел.

Вожак закурил, неторопливо выпуская дым в воздух, и посмотрел на Николь.

– Ты не соврала насчет отрядов. Мы уже получали эту информацию. Но за тобой будут наблюдать. Сделаешь неверный шаг, и…

Вожак поднялся и пошел прочь, но у порога обернулся. Улыбнулся Николь и вышел наружу, оставляя за собой облако дыма. Вот только в улыбке его не было тепла.

* * *

На следующий день, в ожидании команды к отъезду, Николь и Чан сидели во дворике позади дома, за небольшой перегородкой. Девушка смотрела, как по стене бежит вверх хамелеон. Испытывая некоторую неловкость, Николь потянулась к руке Чана. Он не ответил на ее жест.

– Нельзя, чтобы заметили нашу близость. Мы теперь товарищи.

Она растерянно заморгала:

– А как же симпатия или дружба?

– Это не должно вставать на пути.

Николь подняла камушек и бросила его в дерево. Она не ожидала, что будет так тосковать, а Чан станет вести себя холодно.

– Как только мы выиграем войну, – сказал он, – все изменится. У меня будет должное положение в партии, и я смогу жениться.

– Странный способ делать предложение.

– Недостаточно романтично для тебя? – Чан заулыбался.

Николь пожала плечами. Чан ей нравился, но о браке она не думала, особенно с ним. Вспомнилась фотография Марка в кошеле.

– Запомни, тебе следует выражать смирение, – наставлял ее Чан. – Будь бдительной. Уважай возраст, мудрость и общественное положение. Также помни, что к незнакомцам лучше всегда обращаться «ong» или «дедушка».

– Я знаю, что это значит, – разозлилась Николь.

Она взглянула на орхидеи, приютившиеся на стволе соседнего дерева, и прислушалась к пению птиц. Все будет в порядке. Обязательно. А как иначе? Она не сказала Чану, что соскучилась по дому.

– Встречным кланяйся и улыбайся. Если тебя спросят, как дела, скажи: «Tôi kho’e. Cám o’n. Còn ban». И больше ничего. Что бы ты ни делала, отвечай спокойно. Никто не будет раскрывать истинные чувства, и тебе не стоит.

– А еще, как женщине, мне следует вести себя скромно.

– Именно. – Похоже, он не заметил сарказма в ее голосе.

Вдоль стены дворика рос жасмин, и от сладкого аромата Николь чихнула. Потом прильнула к Чану. Утреннее солнце поблескивало среди облаков, возвращая Николь надежду. Девушка впитывала тепло и думала о том, что лучше плыть по течению, куда бы оно ее ни принесло.

– А кто этот человек с ножом?

– Зыонг? Насчет него не переживай.

Настроение Николь улучшилось, когда женщина из деревни принесла горшок риса и салат из свежей зеленой папайи и маринованных овощей.

– Хороший знак. Если нас кормят, значит мы скоро уедем, – сказал Чан. – Возможно, нам придется несколько дней голодать.

– Поездка будет такой тяжелой?

– Да. Ты привыкнешь обходиться без роскоши.

Сердце Николь защемило, когда она подумала о переезде семьи из Хюэ в Ханой. Тот момент был поворотным в ее жизни, совсем как сейчас. Тогда путешествие показалось ей тяжелым, но сейчас ее ждало куда более серьезное испытание.

Часть третья Среди туманов Ноябрь 1952 года – сентябрь 1953 года

Глава 25

Северный Вьетнам