Дочь торговца шелком

Николь задумалась. Возможно, так и было. В детстве именно Сильвия была тихоней, а Николь везде совала свой нос, особенно в сливовое варенье или кладовую, чтобы стащить кусок пирога. Она бегала по лестнице и шумела, скатывалась по перилам или падала в пруд, а позже, в тот ужасный день, они взяли лодку без разрешения. Несмотря на заверения сестры, Николь знала, что идея принадлежала Сильвии. Все случилось по ее вине. Девушка боялась возвращаться к тем воспоминаниям, желая отгородиться от тревожных чувств. Когда тонешь, сложно потом все забыть.

Сильвия кашлянула, и Николь вздрогнула, возвращаясь к реальности.

– Я хочу понять, почему убили брата Чана.

– Мы об этом ничего не знали.

– Мы?

– Я с Марком. – Сестра выпрямила спину, но выглядела напряженной. – Бог ты мой, мне бы сигаретку.

Николь не сдержала улыбки:

– Ты же не куришь.

– И даже жаль. Послушай. Давай оставим это в прошлом. Не стоит в нем копаться.

Однако Николь хотела во всем разобраться.

– Все это время я гадала, почему папа решил убить его там.

Сильвия вздохнула:

– Это была тайная камера для допросов с еще одним входом. Тот парень состоял во Вьетмине, его подозревали в покушении на французского офицера.

– Но суда не было.

Сильвия встала на ноги.

– Он поднимал бунт против Франции. Разве этого не достаточно? Следовало подать пример.

– И ты не знала, что такое произойдет?

Сильвия покачала головой, но вдруг побледнела.

– Почему именно отец нажал на спусковой крючок?

– Он делал свою работу. Полагаю, у него не было выбора. Он вел дела с важными людьми, и ему следовало знать обо всем. Брак с вьетнамкой стал черным пятном в его биографии, и французское правительство припоминало ему это.

Кровь застучала в венах Николь, и хотя на улице стемнело, она открыла окно и впустила в комнату свежий воздух. Сильвия открыла бутылку молока.

– Тебе нужно выпивать по литру в день, – сказала сестра.

Николь кивнула. Им предстоял разговор о том, что случилось в день ее рождения, но это могло подождать. Сперва следовало восстановить доверие. Тем временем она напишет отцу и скажет, что Лиза раскрыла ей правду. Пришел момент расставить все точки над «i».

Она потянулась, снимая напряжение в мышцах, потом прошлась по кругу, не сводя взгляда с сестры.

– Давай поговорим о Марке.

Сестра не ответила, но ее лицо на миг переменилось.

– Сильвия?

– Нечего тут говорить.

Николь задумалась.

– Тебе он нравился? В Америке?

Сестра склонила голову, потом посмотрела на Николь:

– Да, но когда мы приехали в Ханой…

– Ты считаешь, что он любил тебя?

– Не хочу об этом говорить.

– Но, Сильвия…

– Я сказала, что не хочу об этом говорить. – Сильвия с грохотом опустила бутылку на стол, так что по ней пошла трещина и молоко полилось на столешницу. – Смотри, что ты наделала!

Возможно, Марк не ошибся, говоря, что у Сильвии куда больше проблем, чем казалось окружающим.

– Ты думаешь, что он тебя любил? – повторила Николь вопрос.

Сильвия сердито глянула на сестру, вытирая молоко со стола.

– Не будем об этом. Сейчас нужно подготовиться к рождению ребенка.

Николь поднялась наверх, испытывая головокружение.

По пути в комнату она прошла мимо длинного зеркала в коридоре и посмотрела на выдающийся живот и налитые груди с голубыми жилками. По крайней мере, перестали выпадать волосы и раковина больше не забивалась. Лицо Николь округлилось, и она взглянула на себя по-новому, впервые подмечая красоту в своих вьетнамских чертах.

Прежде чем лечь в постель, она написала Марку, пересказав все слова врача и добавив, что ребенок активно двигался. Потом Николь повела носом, будто уловила запах печеного камамбера. В мгновение ока она перенеслась в прошлое, на кухню в Хюэ. Все казалось столь реальным, что девушка улыбнулась. Завтра же она напишет Лизе. Прошлое занимает в жизни любого человека важное место, и она хотела подарить своему ребенку счастливые воспоминания. О жизни, полной любви. Ее собственное детство было запутанным, порой она помнила, лишь как трудно ей приходилось.

Глава 34

Николь с тревогой думала о будущем. Она почти не сомневалась, что рано или поздно Вьетминь придет в город, пусть Сильвия и не соглашалась с ней. На стороне повстанцев собрались тысячи, которые верили в общее дело. Николь с некоторой грустью отпускала прошлое. Она достаточно повидала и понимала вьетнамский народ.

Немного окрепнув, она выходила на ранние прогулки, чтобы избежать встреч с прохожими. Николь не читала газет, где говорилось о триумфе французов и умалчивалось о потерях, особенно после сражения в дельте Красной реки. Многие проявляли равнодушие к ужасной битве при Хоабинь в 1952 году. Французские военачальники отказывались признавать, что прогнозы сбывались, но Николь прекрасно знала Вьетминь. Этих людей отличала настойчивость, рвение вело их вперед. Она восхищалась таким упорством даже перед лицом могущественной французской армии. При всей жестокости своей философии они искренне верили в то, что делали. Пусть они и прикрывались борьбой за справедливость, Николь понимала, что многие еще пострадают.