Дочь Туллы

Брунгильда Мэйнринг очнулась от дневного сна с тяжелой головой и омерзительным привкусом во рту. Она не любила спать днём, но со всеми этими ночными пирушками другого времени просто не оставалось, иначе она начинала засыпать на ходу. Она села и откинула в сторону тяжелую массу своих роскошных рыжих волос. И снова подумала об этой ужасной бриттке. Какая же она отвратительная, дикая, совершенно спятившая. Трудно представить до чего они опускаются в этих своих первобытных чащах, подумала девушка. Ей на ум пришли не раз слышанные ею рассказы о том что эти дикари пьют кровь, едят сырое мясо, в том числе и человечину, мажутся сажей и каким-то помётом, часто ходят совершенного голые, безобразно раскрашивают себя, обвешиваются перьями и костями, обтачивают зубы, безумно воют и пляшут вокруг своих каменных божков, устаивают невообразимо отвратные свальные оргии и т.д. и т.п. Но дело конечно не в этом. Норманны тоже умели быть дикими, необузданными, кровожадными и чудовищно пьяными. Брунгильду бесило что эта наглая девка вообще посмела заявиться сюда и что-то требовать. Но наверно ещё больше чем это её раздражало то что муж позволил бриттке то что она требовала. И она не понимала до конца почему. Девушка даже начинала думать уж не приглянулась ли ярлу эта грязная черноволосая дикарка как женщина. Брунгильда полагала что это конечно смехотворно, просто-таки невозможно. Ибо немыслимо представить, чтобы ярл хоть на минуту предпочёл бы своей красавице жене, эту нелепую вонючую буйшу, живущую поди в какой-нибудь землянке или пещере и не имеющую понятия даже скажем о гребне для волос или нижнем белье. Но ещё больше девушку выводило из себя что эта лесная сука забрала у неё Хальфара, вот просто так явилась в Тилгард и изрубила его до полусмерти. И глупый Эльдвуг ещё и отпустил её на все четыре стороны. У Брунгильды всё это просто в голове не укладывалось, рождая злобу и возмущение.

Она поднялась с кровати, широко зевнула, прикрыв рот ладонью и сладко потянулась, раскинув в сторону руки и выпятив грудь. Молодую красивую упругую грудь, которую ярл так страстно ласкал во время любовных утех. И снова Брунгильда с усмешкой подумала о том что это конечно полный вздор предполагать чтобы её муж стал заглядываться на какую-то другую женщину, имея в своём распоряжении такую красавицу жену.

Она подсела к столу, на котором стояло одно из её сокровищ – римское стеклянное восьмиугольное зеркало, представлявшее из себя пластинку из свинца соединенную со стеклянной пластинкой. Это чудо в Тилгард привез один из венецианских купцов и требовал за него немыслимо огромную плату. Эльдвуг, когда ему озвучили сумму, предложил купцу "убираться в брюхо к Ферниру со своими бесполезными дерьмовыми стекляшками". Но Брунгильда уговорила мужа. Он не смог ей отказать. Она посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась. И не удивительно. Ведь она прекрасна как Навсикая. Брунгильда точно не знала кто это, то ли какая-то римская богиня, то ли царица, но она считалась одной из самых красивейших женщин в истории мира и заморские купцы восторженно сравнивали Брунгильду с этой красавицей. Они вообще говорили Брунгильде много лестного, они умели говорить такие вещи, от которых у девушки почти кружилась голова.

Она взяла черепаховый гребень и принялась неторопливо расчесывать свои чудесные волосы. Она обожала это занятие.